***
Тем же самым временем, когда Алексеев отправлялся на очередной обход лесной территории, Владислава, понемногу успокоившись, оставалась в служебной машине одна. Минуты две она просидела, ни на чём не зацикливая внимания, а только поглядывая в боковое окошко и внимательно изучая прилегающее пространство, расположенное в самой непосредственной близости; возникшее у неё намерение представлялось естественным: она выглядывала невидимых врагов, таинственным, незримым образом подбиравшихся к одиноко застывшей приглядной машине. «Что, если, скажем, какая-нибудь мерзкая гадина, чертовски пронырливая, возьмет да и прокрадется сначала к заметному корпусу белой «Нивы», затем по колесам поднимется кверху, потом незамысловато переберется под непрозрачный капот, а очутившись во внутреннем отсеке и воспользовавшись одной из многочисленных дырочек, вероломно проникнет в спасительное пространство «моей неуютной коробочки» – что я буду делать тогда? – пускалась придирчивая участковая в дотошные рассуждения, одновременно перемещаясь в непросторном автомобиле – то пересаживаясь на водительское кресло, то возвращаясь обратно; понятное дело, она намеревалась держать под неусыпным контролем и правую и левую территории, лежащие по обе стороны от служебного транспорта. – Скорее бы уж Палыч закончил с осмотром, да побыстрее отсюда уехать. Если же необходимо будет вернуться, то в столь непривлекательной перспективе я поступлю – воистину! – совсем по-другому: надо будет надеть толстые, непременно двойные, штаны и спрятаться в прочную, высокую обувь. Спрашивается: а что мой новый облик изменит? В сущности, конечно же, ничего, но так я буду чувствовать себя, по крайней мере, немного уверенней».
По ходу протекания мыслительных процессов, нисколько её не успокаивающих, но хоть сколько-то отвлекающих, непроизвольно Шарагина начала обращать внимание на необычные, нехарактерные звуки, раздающиеся где-то поблизости; постепенно они застучали в ей перевозбужденном мозгу, словно небольшие, но несравненно весомые молоточки. «Это еще что за такие-сякие шумы? – задавалась она безответным вопросом, холодея всем восхитительным телом и мгновенно покрываясь миллионом стремительно бегущих мурашек; она застыла в одном положении, бесподобным корпусом оказавшись на месте Алексеева, а не менее изумительными ногами оставшись на пассажирском, – и стала внимательно вслушиваться. – Что, интересно знать, в сложившейся ситуации может сие означать? – не прекращала пытливая участковая блуждать в необъяснимых догадках. – Похоже, как будто кто-то едва заметно шевелится?» И правда, откуда-то, скорее всего из-под приборной панели, доносились ненавязчивые шумы, казалось бы, на первые взгляд ничем не опасные, но, после пережиты́х треволнений, способные заставить вздрагивать и бывалых, и закалённых сотрудников – чего уж там говорить про совсем ещё юную девушку, чуть только достигшую двадцатитрехлетнего возраста и всего полгода назад прошедшую первоначальную служебную подготовку? Между прочим, основной передаваемой интонацией можно было услышать примерно следующее: «"Вщить"! "Щи-и-и-ть"… Шик, шик, шик». Очень напоминало, как будто кто-то, неизвестный, но несказанно пронырливый, пытается проползти сквозь прочную, стальную обшивку, ищет в «металлическом коне» наиболее уязвимое место (отверстие, пригодное, для того чтобы протиснуться и скользкому, и юркому существу), а ничего подходящего не обнаруживая, недовольно шипит и на каком-то непонятном языке зловеще ругается. Тут было от чего перетрусить даже самому смелому и отважному воину – не стала исключением и привлекательная красотка, не наделенная пока еще той уникальной способностью, что приобретается за долгие годы нелегкой, опасной службы и что способна помогать спокойно реагировать на присутствие омерзительного, наделенного смертельным ядом, создания.