– Может сердце неожиданно остановилось, – сказал я, весь дрожа.
– Не заметил что ли? Посмотри на горло, ведь всё посинело! Задушили его, – сказал Шодиер, как будто знал.
– Кто же его убил?
– Кто его знает?! Надо рвать отсюда, а то на нас подумают!
Совсем я разволновался, ведь эта мысль тоже меня, как молния, ударила в голову. Тысячу раз пожалел о начатом мною с целью обогащения деле… Выскочили наружу. Потом Шодиер вернулся и протер все места, где могли быть наши следы. Вернулись обратно. Тревожились, что машина оствила следы. Но, к счастью, пошел дождь. С шумом льющийся ливень совсем скрыл наши следы…
Талъат замолк. Фахриддин тоже, собирая всё воедино из сказанного подозреваемым, какое-то время не говорил. Затем тихо сказал:
– Да, нам обоим в нашем положении сейчас не позавидуешь. Как вам трудно доказать вашу невиновность, мне также тяжело будет доказать вашу вину.
Талъат, кажется, не ожидал такого вывода от следователя, с неудоумением посмотрел на того. Он-то точно знал – думал – предполагал, что сейчас следователь с возмущением вскочит со своего места, начнет его как собаку ругать, последними словами оскорблять, унижать на чем свет стоит, кричать ему прямо в рот, приблизив свое лицо к его лицу, да так, что их носы уже касаются: «пастуха ты убил, давай по-хорошему, признавайся, не теряй мое время, а не хочешь – сгною в тюрьме». Но нет, ошибся. Вышло совсем не так. Следователь к нему по-дружески относится, доброжелателен. А он всех следователей считал грубыми, с ядом в словах, бьют так, что убить могут, насилуют тут всех подряд, только и думая, как заткнуть каждого в тюрьму. А этот и на следователя не похож. Боже сохрани…
– Вы кому-нибудь о ваших замыслах говорили? – вопрос следователя прервал мысли Талъата.
– Нет, никому не говорили!
– Может Шодиер сказал?
– Да нет, не может быть. У него рот на замке!
– Может кто-то совершенно случайно слышал ваш разговор?
– Это невозможно!
– Вы первые свидетели, кто видел труп, ответьте, в каком положении он лежал? – следователь повернул их беседу в другую сторону.
– Лежал лицом вниз. Живой человек так не будет лежать. Я сначала подумал, что он пьян.
– А тогда как вы узнали, что лежит именно пастух Норбута?
– Когда Шодиер стал трогать вену на шее того, когда понял, что тот совсем не дышит и сердце не бьется, что умер уже. По-моему, в тот момент я и взглянул на его лицо. Я сразу его узнал.
– Ладно, допустим, к смерти пастуха вы не причастны, тогда почему не сообщили об убийстве в наши во все конторы. – следователь напрягся.
– Кто нам поверит! Нас бы сразу засунули в тюрьму. А главное, у нас не было никаких доказательств нашей непричастности к этому делу. Всё было против нас. Потому и испугались.