Даже не хочу думать о том, что будет с Дианой, если с Росинкой что-то случилось. Но я точно в этом не виноват.
– Повторяю: я отлично помню, как запер конюшню на замок! – теперь на крик срываюсь я.
– Будешь рассказывать эти сказки Диане, если она вообще станет тебя слушать после того, что ты сделал, – бросает он напоследок и выходит на улицу.
– Но я ничего не сделал… – говорю я шепотом себе под нос.
В доме я натыкаюсь на поникшую Майю. Завидев меня в коридоре, она кладет руку мне на плечо и просит уйти.
– Лучше не показывайся ей не глаза.
– Почему это? – теперь я знаю, что чувствуют те, кого оболгали. – Мне нужно с ней поговорить.
– О чем?
– Обо всем этом.
– Не думаю, что это хорошая идея, Арсений. Иди к себе и жди новостей.
– Вы это серьезно?
– Вполне.
Я уже собираюсь сдаться и уйти, когда из-за угла выходит Диана. Она не плачет, но выглядит так, будто из нее ушла вся жизнь. Взглянув на меня потухшим взглядом, она просит Майю оставить нас наедине.
– Зачем ты это сделал? – спрашивает она, когда мы садимся по разные стороны дивана в гостиной. – От обиды?
– Что? – Не думаю, что меня могут всерьез задеть подозрения других, но слышать это от нее оказывается выше моих сил. – Неужели ты думаешь, что я специально мог сделать что-то подобное?
– Как еще это объяснить? – вопрошает она дрожащим голосом. – Ты – последний, кто видел ее. А потом она пропала.
– Да я бы никогда… – покачав головой, я решаю не оправдываться. Да и какой в этом смысл, если она мне не верит? – Впрочем, забудь. Думай, что хочешь.
– Сеня, – в этот раз мое имя из ее уст звучит совсем не нежно, – ты хоть понимаешь, как эгоистично поступил?
– Нет, расскажи, – усмехаюсь я, позабыв о том, как ей сейчас больно. – Даже интересно послушать. Особенно от тебя – самой большой эгоистки в мире, всегда поступающей только в угоду себе.
– О чем ты? – тихо спрашивает она.
– Тебе по пунктам перечислить? – взрываюсь я. – Ну раз ты настаиваешь, то, пожалуйста, слушай! Сначала ты пишешь мне от имени брата, потому что тебе одиноко. Потом пишешь мне, потому что тебе нужна помощь. Зато, как только появляется препятствие – тут же исчезаешь. Ты всегда думаешь только о себе и никогда о других. Говоришь, что любишь брата, но где тогда в этом огромном доме его комната? Ты вообще собиралась с ним жить или тебе было плевать, что он скитается по съемным квартирам?
Есть такие жестокие слова, которые режут больнее ножа. Мне приходилось слышать такие, а теперь я и сам их произнес.
Осознав, что натворил, я отвожу взгляд, не в силах смотреть на Диану. Боюсь увидеть, как по моей вине она лишается покоя и возвращается к тому, от чего еще вчера я сам хотел ее спасти. Пусть она направит всю свою ненависть на меня, лишь бы только не вернулась к мукам совести из-за смерти брата.