–Давай, вечером увидимся – крикнула я и побежала наверх. Десять секунд, и я у своей двери. Отточенным движением вставляю ключ в скважину, над головой солидно гудят электромоторы в лифтовой, с натугой вытягивая кабину из глубины шахты. И тут я поняла, что скоро умру, что лифт едет сюда, он будет здесь через считанные мгновения, и, если створки кабины раскроются, а я буду стоять в подъезде, то после этого меня не будет. Мгла невыносимого ужаса накрыла меня, и дальнейшие события остались в моей памяти лишь рваными кадрами: моё худенькое тело до хруста костей навалилось на входную дверь изнутри квартиры, трясущиеся руки не могут вставить ключ в замочную скважину, долгожданный щелчок замка, прижавшись к дверному косяку кухни, я смотрю на входную дверь, прижатые ко рту ладони глушат рвущийся из меня крик, грохочут двери лифта, два тяжёлых шага на площадке, периферийное зрение различает какое-то грязно-серое пятно, смутно проступившее на фоне черного дерматина двери, ручка замка, медленно опускающаяся вниз, сильный толчок в дверь, преграда вздрогнула, но выдержала, ещё два глухих шага, лязг створок лифта, гул моторов…. После этого, я почувствовала, что снова могу дышать, чёрная пелена тоскливой безысходности отпускает меня. Дальнейшие несколько часов жизни в моей памяти не сохранились.
Мама нашла меня вечером, я сидящую в комнате напротив входной двери, намертво стиснувшую в руке металлический молоток для отбивания мяса, дорожки высохших слез коркой засохли на щеках. На мамины расспросы пришлось сказать, что кто-то, очевидно пьяный, стучался в нашу дверь. На следующий день над нашим кварталом летали вертолёты, детей не выпускали на улицу, жёлтые милицейские «канарейки» нарезали круги по району, а через три дня во дворе тоскливо взвыли трубы оркестра, заглушаемые криками женщин. Мальчика из соседнего дома, чьё разорванное тело обнаружил в квартире вернувшийся с работы отец, хоронили в закрытом гробу. Я смотрела с балкона на черную скорбную толпу, волнующуюся у маленького красного гроба, мое сердце сжимал отголосок страха, поселившегося во мне три дня назад. Последние ночи я не спала, сон приходил ко мне только с предрассветными сумерками, и в каждом сне я стояла в коридоре нашей квартиры. В который раз вздрагивала от удара дверь, ручка замка скользила вниз, дверь начинала открываться, в темноте лестничной площадки возникало грязно-серое пятно, и я просыпалась, вся мокрая от пота, с сердцем, выскакивающим из груди. За эти дни мы с мамой дважды были в милиции, где несколько помятых дядек, с красными как у кроликов глазами, безуспешно пытались узнать у меня еще какие либо подробности событий того дня. Через два дна после похорон мы с мамой снова были милиции. Знакомые по предыдущим допросам мужчины необычайно скромно сидели на стульях вдоль стены, за столом расположился импозантный старик в красивом, светло-сером, костюме, с гривой седых, слегка вьющихся волос. Увидав нас, он привстал со стула, сделал округлый, приглашающий присесть жест. Узел тёмно-синего галстука был безукоризнен, искренняя улыбка и радостные слова приветствия позволяли заподозрить в мужчине нашего близкого родственника.