Удалив ненужный мусор из личных сообщений, я задумался, по какой же причине Серега так быстро дал заднюю. Не дядя Игорь ли повлиял на его решение? Отец ведь обещал поговорить с ним в ближайшее время. Только гнев родителя мог заставить Серегу одуматься, броситься исправлять то, что он натворил сгоряча. Никакими иными способами его не пронять. На жалость давить бесполезно.
Я уже собирался отложить телефон и подняться с кровати, чтобы встретить день (а точнее, вечер) с новыми силами, как взгляд вдруг зацепился за иконку «Ватсап». Я смахнул все оповещения не глядя, поэтому оставалась вероятность, что близкие знакомые могли связаться со мной напрямую. К примеру, Регина.
Меня, конечно, немного потряхивало, но вечность убегать я все равно бы не смог. Когда-нибудь пришлось бы признаться всем, в том числе и сестре, и Грише, и даже своим сотрудникам. Если я собираюсь проводить с Алмазом все свободное время и беззастенчиво касаться его на людях, то и скрываться больше не имеет смысла. К тому же такое громкое заявление Сереги лишило меня последней возможности спрятать голову в песок.
Как я и думал, Регина обо всем узнала чуть ли не в числе первых. Судя по времени входящего сообщения, она написала мне тут же, как только запись была опубликована. Вот это скорость, она там в лагере и ночами сидит в социальных сетях, что ли?
Я решил прочесть восемь сообщений сестры чуть позже, потому что внимание привлек другой отправитель. Я ожидал письма от кого угодно, но только не от этого человека. Не после того, как он растоптал нашу дружбу одним единственным высказыванием. И наверняка упивался своей мнимой победой над бедным и жалким мной.
Серега: Мы можем поговорить?
Я уставился на эти слова в немом ступоре. Поборол желание протереть глаза. У него, похоже, окончательно поехала крыша. Вообще не соображает, что творит. Сперва публично поливает меня грязью, вынуждая признать свою ориентацию, а после как ни в чем не бывало просит о разговоре. Нет, я, конечно, всегда знал, что Серега наглый и беспринципный человек, но чтобы настолько. Всему же должен быть предел, в конце концов.
Я: Нам не о чем говорить после того, что ты сделал. Не пиши мне больше.
Может быть, со стороны мой ответ выглядел по-детски глупым, но обида укоренилась глубоко в сознании. Я правда не желал его видеть. Не скажу, что готов навсегда вычеркнуть его из своей жизни, но в ближайшее время нам не стоит пересекаться. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Возможно, чуть позже я успокоюсь и смогу рассуждать здраво, отогнав прочь эмоции. Вот тогда и можно задуматься о беседе по душам. Хотя что такого он собирался мне сказать, чего бы я не слышал прежде, даже и не представляю.