И Крики идут работать к Аткинсону. Они совершают великое свое переселение на другой берег Узы, оставив в арьергарде на посту одинокого Джейкоба; и один побег семейного ствола идет на север, рыть канал О’Бринк, а другой идет на юг, где агенты Томаса Аткинсона нанимают рабочую силу.
Вот так и вышло, дети, что мои предки поселились на берегах реки Лим. И покуда великий котел революций шипел и пенился в Париже, чтобы вам в один прекрасный день было о чем поговорить на уроке, они, как всегда, работали на драгах, насосах и на строительстве дамб. Вот так, когда во Франции народ сотрясал основы, возвращалась из небытия та самая земля, что будет вскорости давать по пятнадцать тонн картофеля и по девятнадцать мешков зерна с каждого акра и на которой появится однажды на свет ваш учитель истории.
Именно Аткинсон и приставил Френсиса Крика к новому паровому насосу на Стоттовой дрене. Когда я был маленьким, насос все еще работал, хотя двигатель был уже другой, не паровой, а дизельный, и обслуживал его не Крик, а Харри Булмен, на жаловании у Товарищества по дренажу бассейна Большой Узы, – и добавлял пульсирующий свой перестук к множеству других таких же в ту самую ночь, когда я узнал, что такое на самом деле звезды. Именно Аткинсон выстроил в 1815 году шлюз и заслонку в двух милях от места впадения Лима в Узу и окрестил его – шлюз Аткинсон. И был еще другой Аткинсон, Томасу доводившийся внуком, который в 1874-м, после того как мощное наводнение разрушило и шлюз, и заслонку, и домик смотрителя, отстроил шлюз заново и назвал его Нью-Аткинсон. Смотрителем тогда был не Крик – но Крик еще смотрителем станет.
Но почему же, спросите вы меня, Крики не пошли выше? Почему они довольствовались в лучшем случае местом оператора насосной станции или смотрителя при шлюзе, скромные слуги своих господ? Почему они ни разу не произвели на свет известного инженера или не занялись, скажем, фермерством на той самой богатой земле, которая возникла не без их участия?
Может быть, из-за старой водянистой флегмы, которая охлаждала их души и вселяла в них вялость, несмотря на изрядное количество оной влаги, которую они на рабочий манер сплевывали на лопаты и на поршни насосов. Из-за того что они, в глинистых и в илистых своих трудах, не забывали о том болоте, из которого вышли; из-за того что, как ты с ней ни борись, вода все равно вернется; что земля проседает; ил накапливается; что природа всегда не прочь потребовать свое обратно.
Реализм; фатализм; флегма. Жить в Фенах – значит получать реальность в сильных дозах. Великая плоская монотонность; бескрайняя пустота реальности. Меланхолией и самоубийствами в Фенах никого не удивишь. Запои, сумасшествие и внезапные вспышки жестокости здесь не то чтобы редкость. Как же совладать с реальностью, а, дети? Как же добывают, в плоской-то стране, бодрящий напиток приподнятых чувств? Если вы Аткинсон, это не так трудно. Если вы сделали состояние на продаже элитных сортов ячменя, если вы в состоянии выглянуть со своих норфолкских холмов и увидеть в плоских этих Фенах – в этой территории-ничто – Идею, чертежную доску для ваших планов, вы в состоянии перехитрить реальность. Но если вы родились посреди этой плоскости, прикованные к ней, приклеенные к ней хотя бы даже грязью, которой здесь не занимать?..