Он возвращается в Кесслинг-холл, пивовар по профессии, политик по внезапному и ложному порыву. Пивовар – тот, кто заставляет бродить сусло.
На выборах в январе 1910 года мой дед набирает всего тысячу сто голосов и, несмотря на имя и на все преимущества местного уроженца, уступает явному аутсайдеру, чужаку, Джону Сайксу из Йоркшира, который, учуяв легкую поживу, мигом ввязался в драку и был вознагражден местом члена парламента от консервативной партии, хотя и при либеральном правительстве. Дед принимает поражение, хотя он, может статься, ничего другого и не ждал; уже приговорив себя к роли политической Кассандры и к потере вложенных в избирательную кампанию средств.
Однако он готов принять поражение, но не бездействие. Он ждет возможности дать людям то, чего они жаждут.
И такая возможность ему представляется летом 1911 года.
Летом 1911 года, как вы все прекрасно знаете, если выучили в свое время наизусть британских монархов со всеми их датами, старый добрый бродяга король Эдвард умер, а на престол взошел примерный семьянин – но все ж таки король и император – Георг V. А когда король восходит на престол, должна быть коронация, чтобы дать людям повод лишний раз порадоваться и выплеснуть верноподданнический пыл.
И какая редкая удача, тютелька в тютельку, что подобный случай представился в такое время. Когда программа строительства дредноутов [35] даже при либеральном правительстве, была удвоена; когда кайзер допускал в Европе одну неосторожность за другой; когда британцы вошли во второе, судьбоносное десятилетие двадцатого века.
В июне 1911 года, когда весь Гилдси готовился к коронации Георга V, когда вывешивались флаги, раскладывались костры, высаживались поздравительные надписи из цветов и обсуждались программы банкетов, мой дед, мрачный и не любимый в народе городской пивовар, предложил внести свой собственный вклад в празднество, поставив для него новый, специально в честь этой даты выпущенный сорт бутылочного эля, названный, в полном соответствии с поводом, «Коронация»; первая тысяча бутылок разойдется бесплатно, но ни единая капля не должна попасть на уста жителей Гилдси, покуда сам акт коронации не будет произведен.
Хотя оно уже и прежде попадало, в форме, известной под незамысловатым именем «Особого», на уста моего деда. И не исключено, что также и на входящие в самый сок и цвет уста Хелен Аткинсон, моей матери.
Согретые патриотическим пылом и размякшие от духа общенационального примирения (раз уж такое дело, и сварливый пивовар тоже имеет право сказать свое Боже, Храни Короля, как и всякий нормальный человек), горожане решили на время забыть о своих распрях с Эрнестом Аткинсоном. Такой славный день на носу. Им пришли на память иные времена, когда в особо торжественных случаях их до отвала поили славным пивом; пришли на память «Бриллиантовый» и «Золотой юбилей» и даже «Гранд-51», а за ними и те далекие безмятежные деньки, когда фортуна дарила город ласковым своим вниманием. Неужто эти дни ушли навеки? И нельзя ли присовокупить к празднованию общегосударственного события – Эрнест Аткинсон отважился внести предложение на заседании оргкомитета по проведению Торжеств, ни словом не обмолвившись о политике, но, правда, не без странного этакого огонька в глазах – событие местного масштаба? Ибо разве не ровно сто лет тому назад, или почти сто лет тому назад, добавил он, и огонек в глазах сверкнул еще более странно, Томас Аткинсон получил наконец, несмотря на все препоны (неловкие смешки отдельных членов комитета) отдельных местных клик, права на Лимское навигационное товарищество, тем самым дав начало процессу, благодаря которому сей некогда заштатный фенлендский городишко занял свое достойное место на карте страны – если уж, да что там, и не на карте мира?