— Вей-эр.
— Там какие-то разборки. Я не совсем понял, но точно видел, что глава секты убит.
— Убит? — переспрашиваю я.
Между жизнью и смертью граница зыбкая.
— Его поплам рассекли, — услужливо поясняет Вей-эр. — И нескольких других с ними.
Хм…
— За меня выполнили всю грязную работу?
Я вижу свою выгоду, но и без этого… Детей поглощать нельзя, это слишком мерзко. Настолько мерзко, что я бы даже цыплёнка-феникса спасала.
— Насколько я понял, “Коршуны” не собираются уходить.
Да?
— Кто они такие? Ты назвал их.
Вей-эр пожимает плечами:
— Похожи на группу наёмников или на отряд какой-нибудь секты.
— Как удачно… Сколько мяса…
— Учитель!
Игнорируя укоризненный выкрик Вей-эра, я прибавляю шагу, и меньше, чем через палочку благовоний лес расступается.
Стена, опоясывающая территорию резиденции секты Семи ветров, тянет на декоративную недоделку, но никак не на защитное сооружение. Слишком низкая, слишком тонкая, кое-где видны трещины. За стеной краснеют черепичные крыши одноэтажных построек.
У-бо-го.
Ворота распахнуты настежь, и я беспрепятственно вхожу, пересекаю передний двор. Вей-эр не ошибся, глава секты мёртв, и, скорее всего, ушёл с концами, призраком не остался.
В приёмном зале тоже следы короткого боя, “Семь ветров” не показали ни малейшего сопротивления, их задавили сходу.
Подтверждение моей догадки во внутреннем дворике. Старшие члены секты смирно сидят на коленях. Коршуны — бойцы в чёрном, скрывающие нижние половины лиц за тряпичными полумасками, украшенными иероглифом “коршун” — выгоняют из построек попрятавшихся “семёрок” и сгоняют к остальным на утоптанную тренировочную площадку, а старший коршун вершит нехитрый суд, причём троих он уже признал непричастными.
Хм…
Он прав. Не все знали, что происходит. Одна из младших учениц секты преподавала в приюте каллиграфию и искренне верила, что детей ждёт хорошее будущее в богатых кланах. Кому-то везло, а кому-то… Когда девушку присмотрел покупатель, ни статус ученицы, ни заступничество тёти девушку не спасли. Потеряв племянницу и едва не сойдя с ума от горя и бессилия, облачившись в вечный траур, женщина ушла в горы и поклялась молчать, пока судьба не подарит шанс. И этим шансом для затворницы стала я.
Дождавшись, когда меня заметят, я цыкаю:
— Признаться, услышав, что в моём доме хозяйничают куры, я не поверила. Эй, ощипыши, где столько храбрости взяли? — звонко спрашиваю я.
Кто удивился больше — члены секты или коршуны — судить не берусь.