— Служанку увели, лошадей забрали, иероглиф “Цзи” с вашей кареты убрали, учитель, — отчитывается ЮЖун.
С коршунами разобралась, с “семёрками” разобралась…
Я поднимаюсь, выхожу к воротам. Но не для того, чтобы понаблюдать, как ученики будут менять табличку. И не лишний раз вдохнуть вонь от лужи.
На пороге лежит затворница. Не она сама, её оставленная душой оболочка. Душа ускользнула… Не знаю, куда. Отправилась в высшие миры? На перерождение? Куда бы она ни ушла, я желаю ей лёгкого пути. На лице покойной застыло выражение радостного умиротворения.
— ЮЖун, проследи, чтобы всё было подготовлено достойно.
— Да… учитель.
— Что-то не так, ЮЖун?
Она, вертя в руках табличку, пожимает плечами:
— Всё правильно, учитель. Но вы смотрели на госпожу с очень… сложным выражением.
— Я не умею сдаваться, ЮЖун. Пока я жива, я буду бороться. Я могла бы… в азарте боя закрыть собой мать, сестру. Я могла бы пойти на жертву не в азарте, а сознательно. Но я бы никогда не убила себя ради памяти. Её племянница погибла страшной смертью, но этого уже не изменить. В чём смысл затворничества? В чём смысл мести ценой собственной жизни? Я не понимаю… Не могу понять.
— Для неё был смысл. Может быть, прямо сейчас она в Царстве Ямы обнимает свою племянницу?
— Перенесите её в храм. Пусть её проводят те, кто её знал.
— Позвольте, я покажу вам вашу комнату, учитель?
— Да-а-а…
Сегодня мне нужен отдых, а завтра будет новый день, и завтра с новыми силами я познакомлюсь с учениками, приобретёнными из “семёрок”, посмотрю, на что годны коршуны, встречусь с сиротами из приюта. Я же не выгоню детей. Потому что выгонять… расточительно. И уж точно я их оставляю не из доброты и сострадания, я лиса злая и охочая до выгоды, вот.
Надо посмотреть, как они культивируют, показать, как правильно и обязательно объявить, что наградой за старание станут пилюли.
Найдётся в хозяйстве “семёрок” ещё одна печь или придётся покупать? Лучше бы кого-нибудь ограбить… Хотя нет. С грабежами подожду. От грабежей сплошная головная боль: плато ограбила — монахов подцепила, секту ограбила — её бездарных неучей подцепила. Если я императора ограблю, на меня проблемы целого государства свалятся?! Так и хребет переломить недолго. Поэтому печь я куплю.
Были бы у меня мои хвосты…
Мне снится рыжая, как огонь птица, а я в своём истинном лисьем обличье забираюсь по дереву в её огромное, устроенное в развилке стволов гнездо. Вместо того, чтобы защищать свой дом, птица ухает и хохочет, а набираю в мешок её золотые яйца, закидываю мешок за спину, прыгаю вниз и бегу прочь со всех лап. Птица так и сидит в своём разорённом гнезде, но её смех будто прилип к ушам. Я бегу, яйца в мешке бьются друг о друга, некоторые трескают, как моя печь, и из мешка выбираются цыплята. Они хватаются когтями за мой мех, долбят клювами по затылку, пищат, требуя пилюль и мяса. Я бегу, ощущая себя едой на их пиршественном завтраке.