— Юная госпожа, — служанка приветливо кланяется.
— Девочка, ты знаешь, в какой двор переехала госпожа Юй? Проводи меня.
— В сторону лотосового пруда, юная госпожа.
Девочка не отказывается, и я надеюсь, что она отведёт меня к маме, а не в ловушку, ведь с точки зрения правил клана я уже совершаю вопиющую ошибку. Я поклонилась бабушке, но теперь собираюсь поприветствовать наложницу прежде супруги главы клана и супруги отца. Этого уже достаточно, чтобы обвинить меня в непочтительности и сурово наказать, нет нужды готовить специальные трюки.
Начинает смеркаться.
Дорожка ныряет в густые заросли. С десяток шагов мы идём как по дикому лесу, ветки то и дело норовят хлестнуть по лицу. Впрочем, буйство природы мне нравится больше рукотворных пейзажей, а вот девочка ёжится, будто идёт в логово призраков.
Кусты резко расходятся и открывают поросшую сорняками площадку перед крошечным домиком, доживающим свой век. Крыша покосилась, ступеньки крыльца сгнили и развалились, окна наглухо закрыты ставнями, и лишь одно зияет тёмным провалом. Домик словно сгорбился, ссутулился.
— Это здесь, юная госпожа. С вашего позволения слуга уйдёт первой.
Чтобы наябедничать хозяйке? Ну-ну.
— Спасибо, девочка. Мне жаль, что я могу отблагодарить тебя только искренней молитвой о твоём благополучии. Иди скорее.
— Что вы такое говорите, юная госпожа? Помочь вам моя удача.
Потеряйся уже.
Я осматриваюсь.
Хотя прошлый двор не был большим, он был именно двором — несколько жилых комнат, просторный передний зал и кухонный закуток, кладовки, комнаты для прочих хозяйственных нужд.
Нынешнее мамино место обитания на двор не очень-то и похоже. Так, конура собачья. Впрочем, если привести в порядок, то жить можно. По крайней мере слева довольно глубокий колодец с водой — я заглядываю и обнаруживаю затянутое тиной болото. Но рядом сохнет ведро на длинной верёвке, колодцем пользуются.
Естественно, приводить двор в порядок я не собираюсь. Сейчас мы просто уйдём…
Я сглатываю.
Торопливо перешагнув развалившуюся лестницу, я вхожу и попадаю в тесноту карликовой передней, которую назвать традиционно — залом — язык не поворачивается. Довольно запущено, но жизнь чувствуется в лёгком сквозняке, в запахах жилья. Под ногой со скрипом ломается доска. Я переступаю, а ведь кто-то с плохой реакцией мог бы провалиться.
— И-эр, это ты? — голос раздаётся из следующей комнаты. Слабый, надломленный. Я с трудом узнаю. — Ты не поранилась?
Толкнув следующую створку, я оказываюсь сразу на пороге спальни, никаких проходных и в помине.
Кроме кровати, нет ничего. Мама испуганно ойкает, прижимает к груди штопанное одеяло. На белом, как снег лице, только глаза горят.