Жизнь текла своим чередом.
Мы радовались ей: простой, незамысловатой, рутинной. Никаких потопов, никаких драконов. Только лето, деревня, ожидание ребёнка.
Последний стежок, и я завершила распашонку. Швами наружу, как научила мама, из тонкой фланельки, хотя Забава и ворчала, что не лён, малюсенькая, словно игрушечная, распашонка вышла просто шедевральной. С учётом того, конечно, что это был мой первый опыт шитья!
Сложив шедевр пополам, сказала Забаве:
— Ну всё, пошла я к Оле.
— Не шей много, Рудушка, ты непривычная, — отозвалась золовка и перекусила нитку зубами. — Иди уж, к ужину ждём тебя.
Я чмокнула её в щёку и, бросив распашонку на крыльце, вышла на улицу.
Два месяца скоро, как я работала над Олиной проблемой. И вчера, наконец, добилась сращения нервов. Правильных нервов. Но у Оли никаких подвижек не случилось. Я, конечно, не ждала очень быстрого результата. А обида всё равно осталась.
Я же так старалась!
Позвонив в калитку, которую починили спецы седьмого июля после праздника всей нечисти, прислонилась к столбу, ожидая. Вскоре зажужжал зуммер, я толкнула металлическую решётку и вошла на территорию. Анна Михайловна, подбоченившись, встречала меня на крыльце. Я изобразила на лице улыбку и сказала:
— Добрый день, Анна Михайловна! Как дела?
— Добрый день, отлично наши дела, а как ваши?
Я вспомнила, как Бер приходил в гости к Лагутину, как Анну Михайловну познакомил с домовым, который немного облагородился с тех пор, когда я начала ему выставлять угощение в ночь, как воздействовал на экономку своим нечистьим обаянием и уговорил принять меня как должно. А что? Я тоже имею право на личный комфорт! Теперь Анна Михайловна со мной общалась любезно и вежливо. Наверное, даже чаю бы предложила, если бы я не прошла сразу к Оле. А тут ещё и Силки прыгнула мне на ноги:
— Здравствуй, бывшая хозяйка! Хочу гулять!
— Иди подлижись к Анне Михайловне! — ответила я и вошла в комнату Оли. — Привет. Как сегодня настроение?
— Не так чтобы, — ответила за больную сиделка Ирина. — Сегодня мы грустные.
— Оль?
— Чего? — буркнула та. — Отстань.
— Оля, ты не веришь?
— Нет.
Я села в кресло рядом с кроватью, почухала за ушами Силки. Сказала осторожно:
— Надо надеяться.
— Нет больше надежды, — жёстко ответила Оля.
— Плохо, — фыркнула я, кивая Ирине. Та отступила, давая проход. Я подошла к Оле, согнала Силки с кровати, сказала:
— Если нет надежды — ты умерла.
Оля вскинула на меня взгляд настороженных глаз, и я рассмеялась, не глядя на сиделку:
— А я вижу, что ты живая. Так что надежда есть всегда. Давай-ка попробуем восстанавливающий массаж.