Более того: в результате поисков выяснилось, что пропали ещё трое. Старуха, молодой дружинник и беременная женщина. Я не знала, что и думать. А люди смотрели на меня, словно спрашивая: как же так? Эх, милые мои, если бы я знала, как так… Мне самой страшно. Очень страшно! Даже Ратмир сказал тихо, чтобы никто не услышал:
— Ты вся серая, Руда. Иди отдохни. Не кори себя, ты не виновата.
Я виновата. Я привела людей сюда. В этом городе творятся странные дела, а ведь мы и суток тут не прожили! Решительно отметя предложение отдохнуть, я пристала к Беру:
— Ты должен выманить домового! Я уверена, что без него тут не обошлось!
Медведь почесал за ухом и, оглядевшись, сказал:
— Боится он показываться. Не верит мне.
Прекрасно! Чудесно! Как быть-то? Я увлекла его подальше от горожан, которые с неохотой вернулись к своим занятиям, и зашептала:
— Надо спросить его: он ли украл наших людей? Понимаешь? Если это он, то зачем. А если не он, тогда…
— Что тогда, травница?
Я покачала головой. Даже Бер, даже нечисть не понимает, в чём дело. А если уж и он… То, значит, всё очень плохо! Значит, мы столкнулись с чем-то гораздо более древним, чем даже иреане.
Если, конечно, пропавшие не решили своим ходом вернуться в Златоград.
Но эту мысль я тут же отмела, как идиотскую. Лошади были все на месте, телеги тоже. Пешком тащиться обратно две тысячи километров? Глупо! Значит, люди пропали здесь, в городе. Не зря, ой не зря ворота не желали открываться перед нами. И зря я не послушала Ратмира. Надо было идти дальше, мы обязательно нашли бы пригодное место для основания нового города.
— Травница!
— Я задумалась, — ответила Беру. — Тогда, дорогой мой Хозяин Леса, мы стоим перед дилеммой.
— Перед домом мы стоим, — буркнул он.
— Согласна. Но и перед дилеммой тоже, — усмехнулась невесело. — Или снимаемся с места и идём дальше, или остаёмся здесь и каждое утро пересчитываем людей. Сейчас нас двести девяносто два человека… Ой, нет, двести девяносто один и один нечистик!
Мне хотелось хоть как-то взбодриться от страшных и упаднических мыслей. Хотелось пошутить. Бер понял, взял меня за руку, сказал:
— Скоро будет двести девяносто два.
— Что?
— Ничего.
Я подняла на него взгляд. Карие тёплые глаза светились лукавством. Я прищурилась непонимающе:
— Что ты знаешь, чего не знаю я?
— Я не должен тебе говорить, травница!
— А я не должна была тебе подсовывать Мыську!
— Ты бьёшь по больному, эй!
— Отвечай!
Медведь взрыкнул, но не зло, а скорее из вредности. Потом наклонился ближе, сказал на ухо:
— У князя будет наследник.
Что?
Наследник?