И развела руками, словно показала себя во всей красе. И продолжила мягко, очень мягко:
— У меня никого не было, чтобы помочь и подсказать. А у вас есть я. Единственное, что я от вас прошу: не кидайтесь с оружием на людей. Не бейте машины, это не звери и они вас не съедят!
— Стра-ашно, княгинюшка, — протянула жалобно Мыська, качая не желавшую засыпать Отраду. Я устало кивнула:
— Знаю, что страшно. А надо привыкать. Вон Бер у нас есть — что, сказать не может: живой зверь или машина бездушная?
— Бер охотиться ушёл в лес, — буркнул Тишило.
— Ох бы не наохотился на корову, — озабоченно сказала я. — Ну да ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Так. Мечи.
Я повернулась к дружине и князю. Ратмир хмурил брови и кусал губу. Я шагнула к нему, коротко обняла, не стесняясь никого, и сказала, отстранившись:
— Оружие сложите в доме, на улицу с ним не выходите.
— Какой мужчина на улицу без оружия выходит? — оскорбился мой муж.
— Тут все, кроме полицейских, — фыркнула я. — Если в ваше время меня приняли за ведьму, плевались в мою сторону и бурчали злобно, — я выразительно покосилась на Тишило, — то тут вас могут схватить и посадить. Если не в тюрьму, то в дурку. А вам это не надо, уверяю.
— Не надо никуда нас, — пробормотал Ратмир, а Тишило сказал мрачно:
— Да я уж и не называю…
— Да, не называй. И княгиней не называй. Князей тут нет. Ой, не могу… Как же вам всё-то объяснить сразу?
— Ты скажи, что это за зверь, Руда, — Ратмир кивнул на двор. Я ответила с улыбкой:
— Машина это. Неживая. Ею человек управляет. Я в них ездила внутри и всё ещё живая.
— Как та штука, которая нас от Мокоши в Златоград вернула?
— Да, это именно такая штука.
Ратмир повёл плечом и сказал дружинникам:
— Оставьте мечи. Летал я в такой ма… шине. Забыл уж.
— А как защитить, ежели нападут? — сразу вскинулся Тишило, остальные загудели согласно.
— Кулаками, — ответила я. — Только вполсилы. За убийство тут судят и сажают в тюрьму. А тебе туда не надо.
— Всё-то ты знаешь, светлая княгиня, — съязвил Тишило, и я, похлопав по юбке платья, достала спички, показала ему:
— Знаю.
Он вспомнил, язва в глазах померкла, и десятник склонил голову в знак покорности.
— Ладно, пошли во двор, послушаем, какую работу предложат, — сказала я. — Только говорить буду я.