– Любовь, – выхватив слово, будто вырезав его из книжки, я кинула это тебе лицо.
Облик тут же скривился, будто улыбка непроизвольно съехала сама по себе вниз, превратив твое физиономию в то подобие со знаменитой картины «крик».
– Арьяш, ты серьезно никогда не знала, что я тебя люблю?!
Опа. Удар по легким. Или это было сердце? Скорее легкое, потому что мне снова стало трудно дышать.
– Откуда мне нужно было это знать?! – пораженно запищала я, набирая кроткими вдохами воздух, стараясь наладить разбушевавшейся, ударяющий в уши, сумасшедший пульс.
– Я сотню раз тебе это говорил! – ты встал со стула, и столь же шокировано, как и я, начал двигать руками и тяжело дышать.
Потом, придя домой и собрав будто пазл звуки, произнесенные твоим ртом, я вобью в переводчик фразу на английском, которую очень часто слышала из твоих уст в мою сторону. И, увидев перевод, я сразу же пожалею о том, что настолько сильно избегала английского языка, что даже не знала, что же означает самая банальная фраза из всех.
– I love you, – пропищала я, глядя в пол, на котором валялась моя сумка.
– И на русском я тоже говорил, – рассказал ты. – Помнишь, когда тебя грузили в носилки после падения на физкультуре?
Пробежав по воспоминаниям, я и вправду вспомнила этот крик, пред тем, как пропасть в небытие, и, приложив все усилия, наконец-то восстановила эти слова в своей голове.
Твою же мать.
Пристально разглядывая меня, словно стараясь по лицу определить, и впрямь ли я никогда не зрела то, что зрели абсолютно все, ты тут же приложил ладони к лицу, всхлипнув пред этими со словами «О господи!»
– А как давно? – прошептала я, желая узнать истину.
– Я не знаю, когда это произошло. Мне не ясно, – ты сделал паузу, актерски посмотрев на экран своего телефона. – После танцев точно. Потому что я до сих пор помню, как начал слышать музыку, потом танцевать, а потом ты начала танцевать в моей голове. Ты плясала на моих мозгах. И ты плясала, и плясала, и плясала, и все ещё пляшешь. И я не могу от этого избавиться!
– Пять лет назад?! – крикнула я, будто вбивая информацию в свой мозг.
– Да, где-то так.
Произнеся это, ты снова поднял голову на меня, и глаза наши встретились. У меня сердце в пятки ушло, от понимания, что мы чувствуем одно и то же и что теперь нас разделяют всего пару шагов и… Чёртова стена из преступления, что ты совершил, и что я не в состоянии принять.
– Почему?! – пропищала я. – Почему тогда ты вел себя так весь этот год?! Зачем?!
– Это тяжелая система, – начал рассказывать ты.
– Попытайся объяснить.
Немного ссутулившись, ты поправил уложенные волосы, и, повернувшись ко мне, заговорил.