Языки, зубы, руки. Мы пожирали друг друга, словно наступил конец света и это был наш последний шанс что-то почувствовать. Возможно, так оно и было. Но я не хотела думать об этом сейчас, не тогда, когда наши тела так плотно прижались друг к другу, что могли бы стать одним целым, а я падала, падала в бездну, из которой никогда не хотела выбираться.
Микаэла была права. По поцелую можно было узнать все.
Я потянула Риза за волосы, отчаянно желая большего. Больше его прикосновений, его вкуса, его запаха. Я хотела заполнить каждый дюйм своей души этим мужчиной.
Он взял мою нижнюю губу между зубами и потянул. Я задыхалась, настолько возбужденная, что чувствовала свою влагу на бедрах.
- Тихо, - прохрипел он. - А то кто-нибудь услышит. - Он провел ладонью по моей внутренней стороне бедра до самой сердцевины и издал низкий стон, когда обнаружил, насколько я мокрая. - Ты убиваешь меня, принцесса.
Он провел большим пальцем по моему клитору через намокшие трусики, и я сдержала стон, выгнувшись навстречу его руке. Он сдвинул мои трусики в сторону, и...
За дверью рядом с моей скрипнула кровать.
Мы с Ризом замерли в унисон, наше дыхание стало тяжелым.
Мы так увлеклись своими делами, что забыли о людях, спящих всего в нескольких футах от нас.
Мы услышали еще один скрип, за которым последовало шарканье кого-то, встающего с кровати. Хенрик, если судить по направлению звука.
Риз выругался себе под нос и отдернул руку. Это был разумный поступок, но мне все равно хотелось плакать от потери контакта.
Он открыл дверь в мою комнату и мягко втолкнул меня внутрь.
- Завтра вечером. Беседка, - сказал он низким голосом. - Мы пойдем вместе.
За заброшенной фермой, примерно в пятнадцати минутах ходьбы от нашей гостиницы, стояла беседка. Мы проходили мимо нее по дороге в город.
- И принцесса... не надевай нижнее белье.
Пульсация между ног усилилась.
Риз закрыл мою дверь, как раз когда открылась дверь Хенрика. Их голоса проникали сквозь дерево, когда я на цыпочках подошла к своей кровати и забралась в нее, моя голова кружилась от событий последнего часа.
Будет ли удовольствие стоить возможной боли?
Чтобы узнать ответ, мне достаточно было прислушаться к бешеному стуку своего сердца.
Риз
Я пытался сопротивляться. Правда, пытался.
Возможно, мне бы это удалось, если бы Бриджит была красивой и никем другим. Красота, сама по себе, ничего для меня не значила. Моя мать была красивой, пока не перестала быть таковой - я имею в виду не внешнюю красоту.
Но в этом-то и была проблема. Бриджит не была красавицей и ничем другим. Она была всем. Тепло, сила, сострадание, юмор. Я видел это в том, как она смеялась, в ее сочувствии, когда она выслушивала проблемы людей, и в ее спокойствии, когда они кричали ей обо всем, что, по их мнению, не так в стране.