Злючка заламывает тонкие пальчики, кусает губки. И говорит, говорит, говорит…
А что делаю я?
Правильно, продолжаю охеревать.
— И я сначала хотела пережить, а потом опять ты… Господи… И то, что произошло в классе, этот ужас… Я поняла, что с ума схожу, что, наверно, какой-то сбой гормональный… И… Я понимаю, что тебе, наверно, не интересно вот так… На постоянной основе… Тебе, наверно, будет скучно, но я, честно, не буду ничего требовать… Мы не будем торопиться, узнаем друг друга получше, и потом, возможно… А, как только ты встретишь кого-то, или я… — тут я встаю, шагаю к ней, и Злючка, немного испуганно, на автомате, договаривает, — встречу…
И больше ничего не говорит. Потому что говорить и целоваться одновременно еще никто не научился.
Но, по правде говоря, не сказать, что она не старается.
Очень даже старается.
Мычит мне в рот, сжимает пальчики на плечах, явно стремясь остановить и донести до меня остаток того бреда, что еще родился в ее миленькой, но абсолютно ненормальной головке.
Не сказать, что у нее хоть что-то выходит. Потому что меня выносит. Опять. Еще хлеще, чем с утра, у нее в кабинете.
Голова стремительно дурнеет, руки сами сжимаются, лезут под олимпийку, трогают нежную, гладкую до охерения кожу, надавливают.
Она уже ничего не говорит, судя по всему, тоже повело нехило.
Прогибается под моими лапами, стонет в рот, так сладко, сука, сладко, сладко. Сладко!
Нереально остановиться.
Она, конечно, с такими тараканами, которые не всякому мужику подчинятся, но я не собираюсь подчинять.
Я собираюсь сыграть по ее правилам.
Хочет сладкая конфетка, маленькая плюшевая Злючка, своего карманного Коляна в аренду… Да и хрен бы с ним.
Бери, училка! Бери, пользуйся.
Только не забудь потом, когда в голову тебе придет, что можно от Коляна в сторону глянуть, запастись баблом. На похороны своих кавалеров. Потому что у меня есть одно, основное правило: пока женщина со мной, ни на какую блядскую сторону она не смотрит. У нее просто нет на это времени и сил.
И, если Злючка настолько набралась наглости, что решила, будто, встречаясь со мной, она еще на кого-то посмотрит… Ну, зря она это.
Только после меня. После того, как наши отношения, какими бы они ни были, закончатся.
А когда заканчивать отношения, я тоже решаю сам. Всегда.
Я целую ее, глажу по крепкой, круглой попке, тяну плюшевые шорты вниз, и больше нет в голове никаких мыслей. После будет. Все после. Вот трахну ее хорошенько и внесу правки в наш договор.
Или вообще, вето наложу.
Никаких договоров с Коляном. Все всегда я решаю самостоятельно. У нас нихера не демократия потому что. А диктатура.