Я смотрю на него спокойно, в какой-то момент осознав, что именно так я и сделаю. Пусть только возьмет меня силой, пусть попробует.
Азат рывком дергает меня к себе, и я с криком проезжаю на спине по гладкому покрывалу кровати, нелепо раскидываю ноги и оказываюсь опять под разгоряченным зверем в ужасно унизительной, развратной позе. Сердце колотится в горле, когда ощущаю, насколько он горячий там, между моих ног… Этот жар волной поднимается выше, опять окрашивая щеки в бордовый.
Азат смотрит на меня без усмешки, уже ставшей привычной на его малоэмоциональном лице, серьезно и злобно.
— И думать про это забудь, сладкая, — хрипит он, — у нас все по-закону будет. Как предки велят. Только после свадьбы ты моей полностью станешь. По своей воле, поняла?
— Нет, — шепчу я неуступчиво, понимая, что терять мне уже нечего. Его не уговорить, не разжалобить. Так зачем танцевать и подстраиваться? Он решил взять меня, несмотря на все грязные мысли на мой счет, несмотря на то, что хотел чистую… Значит, и характер мой стерпит. И сопротивление. А не стерпит… Ну и не надо. Может, отпустит…
— Да, глупая, — Азат все же опять усмехается, — ты захочешь. Ты уже хочешь. Просто не знаешь об этом.
— С ума сошел… — поднимаю руки, упираюсь ладонями в широченные плечи. Не отталкивая. Все равно с места не сдвину, но хоть сопротивление обозначу…
— Да, — соглашается он просто, — сошел. Иначе бы… Отправил тебя к родителям, несмотря на то, что ты — Перозова.
— Отправь… — надежда опять призрачной бабочкой возникает передо мной.
Отправь, ну что ты думаешь? Тебе же чистая нужна! Отправь! А я сумею затеряться, только бы границу пересечь…
В этот момент все мои сомнения о том, где я возьму деньги, на что буду жить, как посмотрю в глаза родителям, вообще все, что до приезда сюда, на родину, волновало не на шутку, кажется настолько пустой блажью! Особенно, если сравнивать с моим нынешним положением. Все же, все познается в сравнении.
В Стокгольме я опасалась многих вещей, не осознавая, насколько была свободна.
А сейчас у меня ничего нет. И кажется, что, получи я вожделенную свободу, все остальное сумею сделать! Всего сумею достичь! Главное, вырваться из этих жутких лап!
— Нет, — убивает он мою бабочку-надежду один коротким словом, — теперь нет.
— Почему? Тебе же чистая… А я… — все еще пытаюсь достучаться до него, не веря в то, что все пропало окончательно.
— Плевать… После свадьбы калым назад затребую. А тебя себе оставлю. Первой женой не быть тебе, конечно, но второй — можно.
Меня начинает трясти от ярости и безысходности, а Азат, этот монстр жестокий, решив, видно, что все разговоры завершены, наклоняется, полностью лишая возможности дышать хоть чем-то, кроме его дурманящего запаха, и присасывается к бешено пульсирующей жилке у основания шеи. Это так больно, что я вскрикиваю, бью его по плечам, невольно шире распахивая ноги, стараясь упереть пятки в жесткие, словно каменные бедра.