И я его ненавижу.
— Наира? Детка? — тихий женский голос заставляет вздрогнуть и развернуться.
В дверях комнаты стоит пожилая женщина, одетая в привычную здесь национальную одежду: длинное платье и шаровары. Волосы ее укрыты по-вдовьи, в ушах и на шее — дорогие украшения. Явно не прислуга. Кто?
— Я — Залина, мама Азата.
— Ох…
Торопливо встаю, склоняю голову. Это, скорее, привычка. Меня, все же, хорошо воспитали, в уважении старшим.
— Сиди, моя хорошая, сиди, сын сказал, что сватовство было утомительным…
Невероятно утомительным, да.
А, особенно, то, что произошло после…
Но я, конечно же, не собираюсь рассказывать о своем позоре матери Азата. Она наверняка считает сына самым лучшим, самым благородным человеком на свете.
Потому просто смущенно опускаю взгляд и молчу.
— Ты голодна, наверно? Я распоряжусь, чтоб принесли завтрак…
И, прежде чем я успеваю отказаться, Залина нажимает на не замеченную мною до этого кнопку в стене.
Появляется девушка в скромной одежде.
— Завтрак сюда, — коротко и очень даже властно распоряжается Залина, мгновенно превращаясь из милой пожилой женщины в настоящую хозяйку дома.
Девушка кивает и выходит, а мама Азата разворачивается ко мне, осматривает теперь так внимательно, что у меня руки сами собой тянутся, чтоб прикрыть предательскую натертость щек и губ.
— Не смущайся, милая моя, — Залина подходит ко мне и ласково усаживает на кушетку, — я все понимаю, чужой дом, новая жизнь… Все мы через это проходили. Ох, помню, как меня привезли в этот дом… Алай, отец Азата… Он меня выкрал… Ты знаешь эту историю?
Я помотала головой, разглядывая Залину во все глаза.
— Ох… Даже странно, это была нашумевшая история! Алай увидел меня на празднике, в школе, я заканчивала десять классов и хотела поступать в педагогический институт… Я была комсомолкой… Ты знаешь, что это такое?
Киваю утвердительно. Наша республика входила в состав большой страны, и девушки-комсомолки в те времена — дело привычное.
— Но Алай не захотел ждать, когда я завершу учебу, посватался к отцу…
Приносят завтрак на красивом расписном подносе, сыр, чай, фрукты, вкусные лепешки с зеленью.
Я, несмотря на то, что злюсь и нервничаю, неожиданно ощущаю, насколько проголодалась. И живот дает это понять, заурчав на всю комнату.
— Кушай, милая, кушай! — Залина подвигает мне пиалу с медом и орешками, — пробуй. Это — наш мед, с наших пасек.
Киваю благодарно и начинаю есть. Мед невероятно душистый, а лепешки — свежайшие. Я такого у бабушки в доме не пробовала. И у себя, в Стокгольме, тоже.
Ем, пью, а Залина, понаблюдав за мной недолго, продолжает рассказ, призванный, как я понимаю, успокоить меня и настроить на мирный лад. На принятие ситуации.