Она никак не могла найти ответы на эти вопросы. Словно весь ее талант психолога магическим образом отключился, и она, с такой легкостью лгавшая людям годами, вдруг поняла, что физически неспособна сейчас на ложь. Этот внезапный внутренний паралич был необъясним и, она понимала, совершенно неправдоподобен в глазах других. Всей своей прошлой деятельностью Кристина доказала, что способна на ложь, и кто после этого сможет представить, что именно сейчас в ее воспаленное болью и виной сознание не вмещалось ничего, кроме правды?
Отель в Будве, в котором остановился Хиггинс, находился у самого подножия высокой горы, а с другой стороны имел прямой выход к морю. Скорее, он напоминал даже не отель, а аккуратную европейскую улочку с одинаковыми белыми домами с синими ставнями. Эти домики с фонарями, арками и красивыми наружными лестницами утопали в зелени, а во внутренних двориках корпусов отеля можно было увидеть то беседки с живыми навесами, то клумбы и пальмы. В одноместном номере одного из домов этого маленького, цветущего и оживленного городка и была назначена их встреча.
Кристина поднималась по ступенькам узкой лестницы, и ей казалось, что это происходит не с ней. Она словно со стороны ощущала каждый шаг, каждое движение, запрограммированное невидимым внутренним компасом, который словно тоже тикал почему-то в такт времени. Шаг, еще секунда, еще миг тишины на лестничной площадке, спасительная пустота вокруг, шум моря, особенно хорошо слышимый на открытых, продуваемых ветром участках лестницы. Уютный коридор, приглушенный свет, успокаивающе мягкие тона. Чувство долга смешивалось в груди с виной, болью и обжигающим осознанием правды, и вся эта смесь горючим топливом толкала ее вперед, заужая мысли и шаги в одну глубокую колею, намного более узкую, чем коридор. Из этой колеи невозможно было свернуть, не получалось вырваться, хотя желание сбежать стало на миг необычайно сильным, а мир вокруг казался безграничным и необыкновенно притягательным. Однако страх оказаться в нем — прекрасном, свободном, просторном и безопасном — наедине со своей невыносимой болью охватил ее сильнее, чем боязнь разоблачения. Она постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, шагнула внутрь.
Ральф Хиггинс взглянул на нее встревоженно, немного участливо и, как ей показалось, вполне естественно. Неестественным были только его глаза — стальные, резкие, едва скрывающие затаенную в них ненависть, совершенно не вязавшиеся с остальным его обликом. Он совершенно не умел лгать, ее клиент. Бывший клиент. Клиент, чье доверие она предала.