— Я не верила, — тихо произнесла. — Ни в любовь, ни во все эти глупости. Думала, что отношения легче сохранить, если есть какая-то другая цель, помимо отношений. А вы верите?
— Не знаю, — пожал плечами Деррик. — У меня есть цель — защитить мою страну и тех людей, которых вы поставили в опасность, возможно, в смертельную. И еще обрекли на то, чтобы пережить предательство от людей, которых они примут за самых близких. Впрочем, это уже лирика. У меня остался только один вопрос по всей этой истории. После визита в русское консульство вы звонили Асэми Сато. Зачем?
— Хотела узнать, что стало с ее дочерью, — покраснев, ответила Кристи.
— И что же?
— В колонии ее обратили в христианство — какая-то протестантская деноминация, я точно не знаю. Она раскаялась и все переосмыслила. Ее мама сказала, что Джен стала просто другим человеком.
— Да, интересно, — только и произнес Деррик, пожимая плечами. — Люди иногда и правда способны меняться…
Отстреливаться из здания было трудно: плотный обстрел мешал перегруппировке, а врывающиеся в задымленные окна огненные всполохи разлетались по полу очагами пожаров. Они возникали прямо под ногами — маленькие зловонные костры, упрямо прорастающие между людьми и теснившие их в и без того небольшом здании. Электричество во всем районе отключили еще вчера вечером, и аккумуляторы раций остались без подзарядки. Вся надежда была на стоящий во дворе дизель-генератор, но час назад вывели из строя и его…
Контртеррористическая операция? Да это самая настоящая война! Террористы уже начали обстреливать их посты из РПГ и подствольных гранатометов. Новый взрыв отбросил в сторону противогранатную сетку и мешки с песком. Они падали с глухим стуком, распарываясь и высыпая на пол свое содержимое. Некоторые попадали прямо на огненные языки, и те, не готовые к натиску песка, обиженно затихали, исходя ядовитым дымом.
— Снайперы! — бросил его командир, Антон, добавив к этому пару непечатных ругательств. — У них уже половина наших точек пристреляна, ребята только успевают отбиваться. Полезешь? Я прикрою.
Федор не стал тратить время на слова. Пригнувшись, он нырнул в дым. Стена рядом с ним полыхнула и заходила ходуном, воздух дыхнул невыносимым жаром, который, казалось, был способен спалить легкие без остатка от одного лишь вдоха, а на встречу ему, такая же обжигающая, в грудь ворвалась свежая струя ветра. Припав к земле, Федор змеей скользнул вниз по насыпи, влился в низкорослые кусты за пригорком и только тогда оглянулся.
Крыша горела. Ребята, похоже, пока еще не заметили этого, охваченные огнем с самых разных сторон. Федор повернул голову. Вдалеке, закрывая собой солнце, возвышались почти отвесные склоны кавказских гор — сверкающие благородной сединой снега вершины и разрезанный каменными тропами ровный покров травы. Солнечные лучи вырывались из-за ледяных пиков. Они словно несли в себе помимо собственного света яркое до боли снежное сияние, и потому ослепляли мгновенно, так же безжалостно, как сражает врага неумолимая свинцовая пуля.