Недалеко от подножия горы стояла лачуга, чем-то похожая на ту, в которой засел их небольшой отряд. И на крыше этой лачуги Федор наконец-то заметил снайпера. Его взгляд безошибочно отследил контур почти слившейся с поверхностью крыши неподвижной фигуры. Он резко перевернулся на живот, вдавившись в землю, вскинул винтовку сквозь листву — так, чтобы она не поймала на себя предательски беспечных солнечных зайчиков, и неспешно прицелился. Это всегда нужно было делать неспешно: максимально спокойно, до конца отдаваясь особой интуиции боя. Движения рождались сами — едва заметные, неразличимые для постороннего глаза, но оттого не менее четкие.
Федор уже не в первый раз провожал в путь молниеносную свинцовую смерть. Он знал, что они будут верны ему до конца, как никто другой — его пули. Сильные, не знающие сострадания, они никогда не сворачивали с курса, не колебались и не оспаривали его приказов. Вот последнее напряжение мышц, холодная упругость, объект в прицеле — казалось, связанный с ним невидимыми нитями, навсегда объединяющими палача и жертву. Легкое сопротивление курка под пальцами — привычное сопротивление, которое ломалось очень легко… Выстрел… За ним — еще один, уже в другую фигуру. И еще…
Им недолго пришлось ждать — подмога подоспела достаточно быстро, и минометный огонь накрыл позиции непримиримых кавказцев. Они не сдавались, рассредоточиваясь по ущельям и продолжая закидывать пришельцев гранатами. На смену минометам пришли ГРАДы, швальным огнем выжигая ветхие домишки ближайшего аула. Наконец Федор смог подняться во весь рост и выйти навстречу уцелевшим соратникам, выбежавшим из догорающего здания.
— Красавец! — одобрительно крикнул ему Антон, вытирая рукавом толстый слой сажи с лица. — Давай глянем, кого ты там «снял».
Он подошел к одному из упавших с соседней крыши тел, брезгливо переворачивая его носком сапога и, со словами: «Падла бандитская», сорвал балаклаву с уже мертвого лица. Черные, как перья ворона, волосы рассыпались по безжизненным плечам, обнажая красивое, застывшее в сосредоточенной злобе лицо.
— Вот те раз, — растеряно присвистнул Антон. — Баба!
Федор склонился над девушкой — чеченкой ли, дагестанкой ли? — и долго смотрел в уставившиеся на него пустые, не реагирующие на свет глаза.
— Откуда ж я знал, что там девчонка? — произнес он наконец.
— Да все нормально, Федь, — оборвал его Антон. — Ты-то здесь причем? Она сама полезла, идиотка. Дома ей не сиделось. Они там с детства только воевать и умеют, больше ничего. Террористы — они и есть террористы. Ты же знаешь, ради чего это нужно, — добавил он, помолчав. — Она одна сколько наших ребят скосила? Сколько она вообще народу уже убила за всю свою жизнь? Сколько бы убила в будущем? А так ты спас все эти жизни — вот так легко, одним нажатием. Разве мирное небо над головой того не стоит — одного выстрела?…