Только тут Наташа запоздало заметила какой-то странный блеск в глазах мужа, и запоздало сообразила — Дилан не протрезвел, он всего лишь пришел в состояние какой-то особой, панической ярости. Такую смесь страха, отвращения, пьяной ненависти и параноидальной уверенности она не видела в нем никогда. Остолбенев на миг, Дилан покачнулся, ухватился рукой за стол, с силой, толчком развернул тело в ее сторону и медленно направился к ней.
— Откуда ты знаешь про мою бывшую жену? Кто тебе сказал про наши отношения? Я ничего тебе про нее не говорил! Ничего! Ты шпионка? Русская шпионка! — внезапно прорычал он, словно получил внезапное откровение свыше. — Это из-за тебя меня сняли с проекта! Шлюха! Отвечай, гадина, кто рассказал тебе про мою жену? Кто??!
Вот теперь Наташе стало страшно — по-настоящему, неподдельно страшно. Вскрикнув, она попробовала заскочить за стул, но Дилан с силой вырвал спинку из ее рук и одной рукой швырнул стул в угол.
— Не трогай меня! — завизжала она, пятясь к стене. — Я вызову полицию! Не трогай! Помогите!!! — заголосила она, прижавшись к холодной побелке и молясь о том, чтобы соседи оказались дома. — Он меня бьет! Помогите!
— Я убью тебя, лживая дрянь! — хрипел Дилан, дыша таким знакомым ей по России перегаром. — Клянусь, я тебя убью! Одной шпионкой станет меньше! — и он вплотную придвинулся к ней.
Деррик Дэнсон еще раз перечитал написанное, мысленно взвешивая каждое слово. Сейчас, как никогда ранее, от его рассуждений зависела судьба человека — человека, который уже успел стать довольно значимым для него. Вновь и вновь Деррик пытался проанализировать, насколько точно они просчитали риски. Обычно Федор бывал в российском посольстве крайне редко, и его бы не стали приглашать туда без серьезной причины, поскольку любое такое приглашение могло разрушить его и без того хрупкое прикрытие. Означало ли это возможный провал? Что ждало Федора на встрече с его соотечественниками — новая заманчивая информация или срочный отзыв на родину? Деррик знал, что, если такой вызов будет сопровождаться арестом прямо в посольстве, помочь своему агенту он не сможет.
Федор нравился ему и своим напускным цинизмом, и бесстрашной дерзостью, и какой-то затаенной серьезностью, которая могла свидетельствовать о глубокой надежности. По крайней мере, при всех естественных подозрениях, Деррику хотелось верить в эту надежность.
Федор Аверин не был похож на классического перебежчика — если среди разнообразного мира перебежчиков вообще можно было выделить какой-то «классический» тип. Он работал в российском торговом представительстве в Калифорнии, дипломатического иммунитета не имел, и потому вел свою деятельность, умело балансируя на той самой раздражающей грани, когда с точки зрения здравого смысла человек уже являлся очевидным врагом страны, но придраться к нему с точки зрения закона было почти невозможно. Будучи профессионалом, Аверин понимал, что находится в поле зрения ФБР, как понимал и то, что законопослушные американцы не решатся нарушить правила игры до тех пор, пока он сам не нарушит их.