– Ты псих, Андриевский…
Она отшатнулась, не веря своим ушам и сделала шаг назад. Он схватил ее за запястья одной рукой, а второй приподнял лицо.
– Ты права, Леля. Я псих. И если ты не ответишь, я сойду с ума.
Проходит минута-другая. Они молчат. Андрей ждет, что она что-нибудь скажет и был готов на любую реакцию – на резкий отказ, но обещания подумать, на объяснения, что ей очень жаль, но еще слишком рано и даже на согласие, но только не на то, что произошло дальше.
Она смотрела на него своими огромными грустными глазами цвета зеленого яблока и ему казалось, что она вот-вот расплачется. Впрочем, Андрей уже понял, что это ее привычное состояние, но после вчерашнего ее слезы не стали бы для него сюрпризом. Пухлые губки задрожали, ему захотелось покрыть их поцелуями и прижать к себе, а после попросить прощение за свою несдержанность, но вот они ползут вверх, а не вниз и Леля разрывается безудержным истерическим смехом, которым он вскоре заражается и начинает смеяться вместе с ней. От смеха Леля начинает задыхаться. Когда он отпустил ее, она толкнула его слегка в плече, как бы говоря «вот это ты пошутил, от души». Андрей делает тоже самое только сильнее и Леля падает на его кровать. Смех не перестает вырываться из ее груди. Андрей укладывается следом за ней, и они хохочут несколько минут, тупо уставившись в потолок.
– Что это сейчас было? – спрашивает он спустя какое-то время, когда их, наконец, отпустило.
– Не знаю, но я очень давно так не смеялась.
– Честно говоря, я тоже.
– У тебя очень мягкая кровать. – говорит она и они снова смеются.
– Слушай, Леля, у меня такое чувство, что мы с тобой обкурились.
– Почему?
– Просто, когда покуришь особенно в компании всегда смеешься со всякой фигни.
– А в тот вечер ты тоже смеялся?
Андрей без уточнения понял о каком вечере идет речь. После дня рожденья Виолетты он не сделал ни одной затяжки.
– Нет, Леля, тогда все было по-другому. Мне это помогает мыслить, а вопросов в голове порой накапливается очень много. Я вообще своего рода философ.
– И о чем же ты думал тогда на балконе? После того как я ушла?
– Ну, я немного поразмышлял о тебе. Решил, что тебе лет тринадцать и ты, скорее всего, чья-то сестренка, которую просто взяли с собой за компанию. Думал о погоде и Луне совсем немного. Об учебе. Об Виолетте. Да много, о чем. Об Булгакове, например.
– Это писатель? – спросила Леля, огорченная тем, что он думал об Виолетте.
– Да. Я перечитываю Мастер и Маргариту каждый год. Это одна из моих любимых книг.
– У меня тоже была любимая книга…
«Ну зачем я это сказала? Теперь снова придется врать. Я ведь даже ее не дочитала…»