Перчатка!
Как я могла забыть?! Ведь на ней, несмотря на потрепанность, ясно читалась буква «Э». А волк засуетился, едва услышав имя «Эрик».
Неужели мой меховой дружок что-то знает, но не может рассказать? И вдруг, – от этой мысли в груди стало холодно, – вдруг он слопал наследного принца?! Сожрал будущего монарха, даже не поморщившись?
Я даже закашлялась от перевозбуждения.
Нет. Волчок не мог так поступить. Или мог? Он ведь дикий зверь, а не комнатная собачка. Закрыв глаза, я увидела, как огромный серый волк набрасывается на беззащитного юношу, подминает под себя и вгрызается в горло. Картина была настолько красочной, что по телу пробежала дрожь отвращения.
Снедаемая этими мыслями, я не заметила, как уснула. И чудилось, будто всю ночь под моими окнами то ли деревья стонали, то ли кто-то выл на луну.
***
Плоская шкатулка из темного дерева открылась с негромким щелчком: на бархатной подушечке красовалось серебряное ожерелье с кабошонами розового кварца, пронизанного белыми, будто ледяными, прожилками. Камни были гладкими, как леденцы, они манили прикоснуться, полюбоваться филигранью, ощутить обнаженной кожей шеи эту изящную роскошь.
– Взял на прокат. Все для моей дорогой племянницы, – похвастал дядюшка и захлопнул шкатулку. – А теперь поехали, нечего время зря терять.
Поцеловав бабулю, я села в экипаж дяди Джеймса, и тот весело покатился по булыжной мостовой. Чувство было таким, словно меня везут на площадь для прилюдного наказания – там привяжут к позорному столбу и будут кидаться помидорами и тухлыми яйцами.
– Что нос повесила, Рози? – дядя закинул ногу на ногу, усаживаясь вольготнее.
Он не изменял себе, выглядел, как бывалый кутила и франт – усики напомажены, кружева накрахмалены, сапоги начищены так, что в них можно разглядеть собственное отражение.
– Я только вчера оправилась после болезни. Нет настроения веселиться, – призналась, умолчав о том, что мне попросту страшно ехать в неизвестное общество.
Что за люди там будут, как меня встретят? Не буду ли я чувствовать себя лишней на этом празднике жизни?
Дядюшка фыркнул.
– Надо внимательней относиться к собственному здоровью. Вот я, например, в прошлом году ездил на воды, – он окинул меня критическим взглядом, словно раздумывая, какой ценник прилепить. – Но, признаться, недомогание пошло тебе на пользу – щеки опали, аристократическая бледность появилась.
– Нормальные у меня были щеки! – вспылила я. – Самые обычные. А вот вам бы не помешало вести себя повежливей.
– Нахалка, – он цокнул и, крутанув тросточку, уставился в окно. – Молодежь уже не та, что раньше. Никакого уважения к старшим.