И, как оказалось, не зря…
Снег вокруг ловушек был истоптан звериными следами, но я не могла с уверенностью бывало охотника ответить, кому они принадлежали, и кто поживился остатками мяса и костей. Чувствуя все нарастающую тревогу, я бежала все дальше и дальше, два раза упала на колени, но упрямство подхватило меня и бросило вперед.
Скорее. Скорее!
Я молилась изо всех сил, чтобы то, что я увидела, было плодом воображения, и что глаза меня обманули. Но надежда не оправдалась – я все-таки не заметила вчера последний капкан, тринадцатый. И там, где он стоял, белоснежный покров был взрыхлен следами борьбы и щедро залит свежей кровью, болезненно алой на этом чистом снегу.
Глаза мгновенно вымокли, и слезы покатились по щекам. Я зажимала руками рот, но рыдания сотрясали грудь, сгибая тело пополам.
У меня не получилось… Не вышло защитить его. Откуда-то я знала, что именно мой друг попался в проклятый капкан – он рвался так неистово, что выдрал из земли металлический колышек, к которому крепилась цепь, и сумел убежать, утянув за собой ловушку. Щедро сдобренные кровью следы вели в лес, и, не раздумывая ни мгновения, я побежала по ним.
– Волчок! Где ты?!
Лес отвечал равнодушной тишиной, только деревья поскрипывали у меня над головой. Я мчалась со всех ног, утопая в снегу, а ледяной воздух щипал лицо, драл легкие, забирался острыми когтями под платье. Мохнатые ели раскинули лапы и норовили остановить, схватить, не пускать, но я продиралась по следам, сбивая снежные шапки себе на голову и рискуя вскоре превратиться в сугроб.
Внезапно в безмолвие леса вплелся едва различимый рык – я рванулась вперед, давя в себе усталость и страх. Звуки становились все отчетливей, и от тихого воя, перемежающегося со злобным рычанием, щемило сердце.
Когда тяжелые от снега ветви расступились, и взору открылась небольшая полянка, я остановилась так резко, будто меня ударили в грудь. На снегу алели брызги, совсем свежие, будто кто-то неосторожный веером рассыпал ягоды брусники. Поляна была истоптана волчьими следами – зверь метался по ней в агонии, орошая дымящейся кровью хрусткий снег.
Жесткие дуги капкана с металлическими зубьями сомкнулись на передней лапе, причиняя зверю мучительную боль. Порвали кожу, мышцы, вгрызлись в кости. Из последних сил он боролся за жизнь, пытался сорвать холодное железо и высвободиться, но с каждой попыткой капкан будто смыкался сильней. Волк рычал глухо, зло дергал лапой, кусал и грыз железо.
С каждым мгновением казалось, что острый нож вспарывает грудную клетку – так было больно и тесно под ребрами.