Голова гудела, будто всю ночь напролет у меня под ухом стучали барабаны, а в глаза словно песка насыпали. Больше лежать здесь я не могла – какой смысл и дальше задыхаться в темноте, в плену тяжелых дум? Решительно сбросив одеяло и наскоро одевшись, я проверила бабулю – та тихо спала в своей постели. Последние недели она мучилась бессонницей, засыпая глубоко заполночь и просыпаясь уже поздним утром, поэтому у меня было время, прежде чем она встанет, и ей потребуется моя помощь.
Вчера, вернувшись домой, я рассказала бабушке о том, что сделала, и она меня поддержала. Только вот Робби… Ох уж этот внук управляющего. Чего еще ему от меня нужно?
Стоило о нем подумать, как настырный червячок снова начинал ворочаться в мыслях – а что, если бы волк тогда загрыз парня и его друзей? И никак забот, никаких переживаний. Их бы даже не нашли.
Нет-нет, я не должна так думать, это бесчеловечно! – твердил голос разума, и я с ним соглашалась.
Хотя…
Думая о том, что, полакомься Волчок пьяными парнями, которые в ту ночь явно не желали мне ничего хорошего и могли невесть что со мной сотворить, я испытывала, наряду с ужасом и отвращением, еще одно чувство. Оно пряталось в дальнем закутке моей души – темное, пыльное, постыдное. Такое же, которое заставляло меня представлять, как изменилась бы моя жизнь, не стань дяди Джеймса.
Мрачное удовлетворение. Желание отомстить, причинить боль, заставить заплатить.
Проклятый лес ли отравил меня своей злостью, или я всегда такой была, не знаю. Знаю лишь то, что с ума сойду, если не увижу своего серого друга или хотя бы не убежусь в том, что обезвредила все капканы, и Волчок не пострадал.
Улица встретила меня глухой серостью декабря. Стоял тот ранний час, когда горожане досматривают последние яркие сны, прежде, чем утро постучится в окна, и возвестит о начале нового дня.
Стояла тишина. С неба, молчаливого и хмурого, сыпала колючая белая крупа – оседала на алом бархатном плаще, и эта картина напоминала мне усыпанные инеем лепестки розы.
Я бежала к лесу, проваливаясь в снег до середины голени, и очень скоро дыхание начало сбиваться. Деревья насупились, укутавшись в белоснежные шубы и, казалось, разлапистые ели с осуждением поглядывают на меня из-под лохматых бровей. Привидится же такое…
Я куталась в алый плащ озябшими пальцами, время от времени поднося их к лицу и согревая дыханием – рукавицы впопыхах я оставила дома. Сколько раз я поминала добрым словом тетушку Лаванду и ее бесценный подарок! Лишь бы и с ней все было хорошо.
По мере приближения к ловушкам я ускоряла шаг, хотела побежать, но ноги увязали в снегу. Как бы мне не хотелось верить в лучшее, но в голову настырно лезли самые мрачные мысли, заставляя сердце сжиматься. Зубы стучали, но не от холода – плащик не давал замерзнуть, – а от страха.