Он вышел из Мишн-дистрикта.
Прошёл немного дальше.
Сделал как минимум ещё один поворот.
И теперь стоял на другом месте.
Поначалу он просто стоял и таращился.
Он так долго не бывал здесь, что это ощущалось так, будто он вошёл в сон.
Он хотел сказать себе, что всё равно сделал бы это, пришёл бы посмотреть на это давнее место вне зависимости от того, подошёл бы к нему этот странный вампир или нет. Он бы пришёл из уважения к своим человеческим родителям. Он пришёл бы из уважения к своим человеческим сестрам, человеческим племянникам и племянницам… чёрт, да из уважения к его человеческой жизни.
Он пришёл бы из уважения к Мири, даже к Блэку и Даледжему, которые годами отмечали здесь праздники с его родителями, даже после его обращения.
Это не имело никакого отношения к тому, что сказал ему тот вампир.
Это не имело никакого отношения к тому странному вампиру, который утверждал, что знал Ника как человека, который воспитывал здесь детей со своей человеческой женой.
Это вообще никак не связано, говорил себе Ник.
Но это не ощущалось правдой.
А может, это ощущалось лишь частично правдой.
Определённо казалось, что Ник смотрит на дом перед ним новыми глазами.
Он стоял перед калиткой двухэтажного викторианского дома на три спальни, который был таким знакомым, что в груди заныло.
Может, у него болело сердце… вот только Ник был вампиром, и его сердце уже не работало так, как у человека. Оно не билось. Оно не гоняло кровь, во всяком случае, не в той же манере и не по своей воле.
И оно не должно было ныть, как человеческое.
Не должно было.
Глядя на знакомую калитку, ведущую к красной входной двери, он ощутил столь острое горе, что это искренне шокировало его.
Он думал, что оставил это позади… смирился с потерей своей человеческой семьи.
Но он никогда не смирится.
Это никуда не уйдёт.
Отчасти поэтому Ник сторонился Сан-Франциско. Брик явно не хотел, чтобы он бывал здесь, и позднее, когда он вновь примкнул к полиции, работа никогда не заводила его сюда. Но Ник мог бы вернуться, если бы реально попытался.
Он не пытался.
Он держался подальше ещё со времён войн. В те несколько раз, когда он подумывал вернуться, мысль об этом вызывала такое горе, что он отталкивал эту идею. После кошмара депрессии и суицидальных мыслей, вызванных потерей Джема, он решил, что надо сосредоточиться на будущем и не оборачиваться назад. Обернуться равнялось смерти. Обернувшись в прошлый раз, он оказался в чёрной дыре, из которой едва выполз… и то за счёт стирания части воспоминаний.
Так что когда война завершилась, когда он покинул Белую Смерть, он уже не возвращался. Он и не помнил, чтобы бывал здесь во время войн… или даже…