За рулем сидит побритый и прилично весь одет.
Только рядом не Матрена, а красивая модель,
Восседает как на троне в своей шляпе набекрень,
Деда приобняв рукою, ему что-то говорит,
Дед же на нее порою очень ласково глядит.
Бабка думает: «Так что же! столько зим и столько лет,
Не было меня дороже для тебе, и вот, привет?!
Как ты мог меня на эту, на красотку поменять,
Большей боли в мире нету, чем тебя, Иван, терять…»
Дед же видит сон-виденье: бабка в шубе дорогой,
В драгоценных украшеньях стоит с гордой головой…
В его сторону не смотрит, королевною глядит,
Да…, привел его в смущенье ее царствующий вид!
Подойти он к ней боится, так строги ее глаза,
И красива, как жар-птица, вот какая стрекоза!
В общем, видят в снах друг друга и страдают всей душой
Вдруг проснулись в миг от стука,
Что случилось, Боже мой!
Мышь бессовестно бежала по столу, крутя хвостом,
Яйцо сдвинулось, упало, грохот был на целый дом!
А яйцо? Яйцо разбилось, как обычное притом,
Там желток с белком – накрылась их мечта про новый дом.
Дед всплакнуть намеревался, но припомнил странный сон,
Слезу вытер, просморкался, ладно, думает… потом…
Бабка тоже не успела вволю слезы попускать,
Надо было делать дело … под столом все вытирать…
Все убрали, сели рядом, дед старушку приобнял,
И сказал: «Моя отрада, ты, Матрена – идеал…
Мне не нужно это злато, лишь бы ты была со мной,
Ты прости, я виноватый, шубу купим мы зимой.»
А Матрена улыбнулась, к деду прислонясь щекой,
Вот и песня потянулась над осеннею рекой.
Потянулась, полетела выше, выше к небесам,
В мире не было предела двум звучащим голосам.
Только Рябе яйцо жалко: «Зря для них три дня трудилась,
Хоть бы съели для порядка, ни на что не пригодилось»
Да, порой понять так сложно, что нажива портит кровь…
Всех богатств иных дороже истинная в нас любовь!