Контролировать ярость становится всё сложнее, а лишняя поездка к Эрике может разжечь ещё больший скандал. Мне этого совсем не хочется. Достав телефон, набираю Олливию и слышу гудки, а ответа не поступает.
— Твою мать! — вырывается у меня. — Неужели так сложно ответить?
Впереди за машинами ошивается подозрительный субъект, что может являться подосланным репортёром. Заведя мотор и прибавив газу, я резко срываюсь с места.
— Блядь! Блядь! Блядь! — чертыхаюсь вслух, стуча ладонью по рулю.
Ночной город ослепляет, отчего раздражающе щиплет в глазах. Мои синяки и увечья, которые ещё не успели зажить, ноют от дёргающей и противной боли. Обезболивающее мало мне помогает, но от него есть хоть какой-то толк. Я гоню по дороге, предвкушая то, как отыграюсь на Олливии. Безмозглость той окончательно выбешивает меня. Ещё пару раз набрав её, слушаю противные гудки и прибавляю скорость.
Доехав до дома и убедившись, что хвоста из назойливых репортёров нет, спокойно заезжаю во двор.
— Олливия? — кричу я, но ответа не следует. — Олливия?
Из гостиной слышится гул телевизора, и я, со злостью кинув пакеты, спешу туда, где и вижу её. Девушка тихо сопит на диване, а рядом с ней валяется пустая бутылка вина.
— Ну ты и сучка! — ругаюсь я сквозь крепко сжатые зубы.
Подойдя ближе, наконец замечаю, что она выпила одно из лучших вин, которое мне как-то подарили. «Вот тварь!» — мелькает у меня мысль, и я хочу её уже разбудить, но в самый последний момент передумываю. Олливия лежит, подогнув под себя ноги и укрывшись пледом, а мне вдруг хочется понаблюдать за ней, пока из похабного рта той не вылетает и слова. Подойдя ближе и помахав рукой у её лица, я убеждаюсь в том, что сон достаточно крепкий, и хмыкаю.
— В одно горло выпила бутылку! А кажешься совсем хрупкой, — бормочу себе под нос, и моя рука машинально тянется к её волосам. Желание дотронуться до неё съедает меня изнутри. Убрав упавший на лицо Ви локон, я скользнул пальцами дальше, продолжая исследовать кожу. Она оказывается мягкой на ощупь. Дотронувшись до её огненных волос, я понимаю, что они напоминают мне шёлк. Мягкий и струящийся. Сдёрнув плед, рассматриваю тело девушки, беспомощность которой манит меня. Я и сам не замечаю, когда у меня в голове вспыхивают фантазии: яркие, сочные, пьянящие. Тихо выдохнув, вдруг представляю, как сжимаю её изящный стан; как она кричит, тяжело вздыхает и сладко стонет от моих прикосновений. Мне хочется её тело незамедлительно.
Переборов в себе желание трахнуть Олливию за непослушание, я сильно шлёпаю ту по бедру. Это будит её, и она, вздрогнув от испуга, с недоумением таращится на меня.