Северный лик Руси (Ларионов) - страница 115

Подводя итог сказанному, необходимо отметить, что древние арии придали Аркаиму не просто одну из сакральных конфигураций, известных и в иных культурах в качестве канонических шаблонов для организации поселений, с целью уподобления их небесным архетипам. В данном случае перед нами образец конструктивного отождествления протогорода центру мироздания, воспроизводящий полярный священный архетип для организации земного топоса, который уподобляется оси, которая призвана связать земное с небесным.

Идеи центра мира, безусловно, связывают «тройную ограду» с многочисленными вариантами лабиринтов. Рассмотрим иные варианты этого священного символа древности.

«Вариантом круговой, протохрамовои ограды, ориентированной на священный Центр Мира, можно, пожалуй, считать и классический лабиринт, — прежде всего северный, мегалитический, выложенный из камней (существуют и квадратные в плане лабиринты. Но таковая их форма часто обусловлена контурами их пространственного окружения; к тому же это более поздние, постмегалитические модификации). Центр лабиринта можно рассматривать как образ сосредоточия некой аксиологической и пространственной Вершины, где все качества мироздания проявляются в высочайшей степени. Во всяком случае, это очевидно для западноевропейской культуры готической эпохи: прохождение мозаичного лабиринта, выложенного на полу готического собора, символически уподоблялось паломничеству в Святую Землю — центр христианской космологии. Исконно ли такое символическое паломничество для христианской или авраамической традиции? Не исключено ведь и заимствование христианским храмовым сознанием еще более древней парадигмы. В контексте нашего исследования весьма важен трактат глубочайшею чешского мыслителя (не чуждого, помимо прочего, и розенкрейцеровскому символизму) — Яна Амоса Коменского (1592–1670) «Лабиринт Мира и Рай Сердца», где за пространными морально-этическими сентенциями скрывается предельно четкая парадигма, вероятнее всею, инициалического характера. В этом трактате пилигрим, блуждая сначала, так сказать, по горизонтали, в мире дольнем, достигает центра лабиринта, символизирующего, в общехристианском смысле, как раз этот дольний мир. Затем следует восхождение по духовной вертикали, к Небу. Пространственная структура этого паломничества в точности соответствует символизму Полюса земного, над которым расположен небесный Полюс. В свете такого прочтения символа лабиринта обретает глубокий смысл северорусское, поморское наименование валунных лабиринтов вавилонами.

В общеизвестном понятийном ряду авраамической традиции, и мы об этом говорили выше. Вавилон (и исторический, и мифологизированный) выступает именно как град дольний, грешный, означая мир после грехопадения. — вполне подобный тому лабиринту, в котором блуждает пилигрим Я. А. Коменского. Однако такое решение не полно. Если взглянуть на проблему в более широком сравнительно-мифологическом контексте, нельзя не принять во внимание такой апокрифический источник, как «Сказание о Вавилонском царстве». Он был довольно широко распространен, в том числе на Руси, где принял даже форму народной сказки, дожившей практически до современности, однако записи этого сюжета сравнительно немногочисленны. Видимо, он был но каким-то причинам вытеснен на культурологическую периферию (иногда это происходит с сюжетами инициатическими). Между тем «Сказание…» в основе своей типологически восходит к кругу древнейших мифологических мотивов, описывающих обретение в начале времен высочайших, главных, жизненно важных ценностей земного мира (огня, воды и т. п.). Герой «Сказания…» именно в центре Вавилона, — безусловно, мрачного, злого, захваченного змеями. — обретает святые регалии Вселенского Монарха, Царя Мира. То есть центр Вавилона, а значит, и лабиринта, его поморского символического аналога, оказывается святым, несмотря на деградацию окружающего мира. Таким образом, этот центр выражает идею Полюса как высочайшего проявления сакральности в мире дольнем. Надо сказать, что полярная интерпретация символа лабиринта находит соответствие не только в авраамической традиции. Полярную концепцию лабиринта нетрудно соотнести с парадигмой древнекитайского, даосского духовного Делания (в даосской литургии внутренней алхимии). Ибо венцом этого Делания (как неоднократно отмечал в своих работах один из крупнейших отечественных синологов и религиоведов Е. А. Терминов) является обретение Дао как Материнской Оси Мира и достижение небесных обителей, расположенных на Полярной Звезде. Полярная модель лабиринтного мифа проясняет и некоторые особенности самой формы этого символа. Например, проблему соотношения между центром лабиринта и его второй «кардинальной» точкой — перекрестием на полпути от входа, от периферии к центру (в лабиринте «классической» формы, по определению архангельского историка А. Л. Куратова). Крест — древний символ четырех первоэлементов (стихий) земного мира; по версии, предложенной мурманским краеведом Л. В. Ершовым, крест в структуре лабиринта обозначает земной мир, землю. В таком случае концентрические непересекающиеся полуокружности противоположной кресту части лабиринта могут рассматриваться как «верх» по отношению к Земле. То есть они символизируют Небо, или несколько «Небес», которые нередки в космологических построениях древности»