— На удаче, друзья помогали. Ты ел?
— Не помню. Кажется, нет. Или ел?
— Давай мы поедим, а потом будем выдвигаться? Мы с утра на задании с Хансом. Не ели, голодные страсть. Собираться и прощаться нам не долго. Если будем двигаться в быстром темпе, за неделю доберемся до границы с Гиблыми землями.
— Я две шел.
— Так-то ты. Видела я твоего проводника. Ты б еще более древнего драка нанял, он бы тебя все три вел. А мы быстрее и надежнее тропы знаем.
— Да кто вызвался того и взял. Мне показался он опытным.
— Старость не признак опытности. Не важно. Доберемся до границы, а там порталом ко мне. Я тебя приглашаю к себе в Замок. Вместе поговорим с Принцем. Обсудим планы, в зависимости от того что он нам покажет.
— Ты меня к себе в гости зовешь? И не боишься?
— Кого?
— Меня! Меня все боятся. Уже год как. В глаза не смотрят, близко не подходят. Все официально и согласно этикету.
— Виль, давай я тебя потом побоюсь? Когда Золтона из кокона вытащим вот сразу и начну? Хорошо? И еще! Я не собираюсь внушать тебе ложных надежд. Но только вот твой брат не стал бы спасаться, не дав такого шанса Лауре. Он был благороден сверх меры, порядочен и честен. Я понимаю, что инстинкты выживания дракона сработали, и он ушел в спячку. Но перед этим он мог успеть сделать все что угодно!
— Вай…
— Я год думала, что он погиб от ран и его загрызли. А теперь приходишь ты и говоришь о возможном коконе. Мы достоверно так и не знаем, что же там случилось. Поэтому давай сначала увидим тела, а потом будем их хоронить?
— Вай, я думал об этом. Но у меня нет сил надеяться.
— У меня они есть. Я буду верить за нас обоих. А ты будешь верить в меня. Я то живая. В меня можно поверить и даже потрогать. Всё. Есть пошли. Я когда голодная злюсь обычно.
— Ну, значит ты всегда голодная — и он мне улыбнулся.
Он. Мне. Улыбнулся. Да я просто прирожденный драконий утешитель. Справимся.
До границы с Гиблыми землями как я и предсказывала, мы добрались без происшествий и почти за неделю.
Сказать, что охрана Вильгельма относилась к нам настороженно первые дни — это значит, ничего не сказать. За нами следили, глаз с нас не спускали. Но уже к концу второго дня все расслабились. И уделяли время на охрану от внешних врагов. Потому что Вильгельму от общения с нами определённо стало лучше. Он стал общаться, даже улыбался несколько раз, и перестал походить на ходячий труп. А еще регулярно есть. Вместе с нами, потому как мы пропускать приемы пищи, ни при каких условиях не собирались.
Глядя на это охрана успокоилась. Все любили Вильгельма, и мне было не понятно, почему же ему никто не помог? Да простого участия хватило бы? Настолько боялись? Соблюдали этот их этикет?