Летописи Великого Похода (Зеленков) - страница 62

И залита кровью.

Она была везде – на стенах, на земле, казалось, даже рассеяна в воздухе. Даже из толпы обычных людей не вылилось бы столько крови – но множество тел вокруг обычными и не были.

Космодесантники. Павшие космодесантники.

Он переводил взгляд с одного мертвеца на другого, автоматически оценивая раны каждого. Вот один – с отсеченной головой, она вмята в землю, шлем разрублен напополам, и в тусклых лучах солнца видны края костей и серая слизь.

Вот другой – кираса доспеха распорота, оба сердца вырваны прочь, другие органы обратились в кашу, перемолоты острыми зубьями.

Третий и четвертый – броня разбита, тела обуглены жарким пламенем, и даже авточувства доспеха не смягчают вони от поджаренного мяса.

Пятый, шестой, седьмой… Все мертвы, у всех тела рассечены, искромсаны, сожжены или разорваны. И хотя десантника не страшило само поле битвы – но что-то в этой картине было таким пугающе неправильным, что он содрогнулся.

Через мгновение мелькнула мысль, которая оказалась еще страшнее; с трудом оторвав взгляд от бойни, десантник поглядел на себя.

В руке надсадно выл цепной топор, покрытый липкой красной жидкостью по самую рукоять. Рядом валялся полностью опустошенный огнемет, который и поджарил воинов в их же броне; десантник осознал, что и это оружие совсем недавно было сжато в его пальцах.

И что на доспехах всех погибших – те же цвета и знаки, что и на его собственном.

Кровь словно смыла туман с разума десантника, сорвала прочь пелену с глаз. В памяти разом всплыло все: название планеты, геральдика врагов и друзей – и собственное имя.

– Это Скалатракс. Мы воюем с Детьми Императора, – сорвалось с его губ. – А меня зовут Кхарн. Капитан Восьмой роты Пожирателей Миров.

– Да, ты Кхарн, – произнес голос из-за спины. – Но с этого дня тебя будут называть «Кхарн Предатель».

Очень медленно Кхарн обернулся. Казалось, кровь и смерть вокруг не только сорвали иллюзию и вернули воспоминания – но и дали разуму былую остроту. Он уже знал, кого увидит.

Кто еще мог знать его жизнь столь хорошо? Кто еще не был рациональным, задумчивым и сдержанным? И кто еще на его глазах отверг все эти качества?

Перед Кхарном высился гигант в багровых доспехах; рукояти двух исполинских топоров выглядывали из-за его спины. Он превосходил десантника так же, как сам Кхарн – обычных людей; лицо великана украшали шрамы, но выбритый череп был совершенно гладким. Ни следа вживленных кабелей, которые Кхарн всегда видел на затылке этого человека.

Своего примарха.

– Ангрон, – прошептал он.

– Он самый. Не совсем такой, каким ты привык меня видеть… но ты ведь хотел, чтобы таким я и был, Кхарн? Ярость в бою, рассудительность вне боя, власть над гневом и расчет в пылу бешенства?