Сергей Викентьевич встревоженным взглядом скользнул по подписи.
-- Галина Пет... Петри... А-а, пустоглазая!
Рожнов послюнявил палец и стал перелистывать студенческие записки быстро-быстро, словно считая кредитки.
-- Тут есть и другие. Не помню, принес ли уже Юра Лебедев...
Пухлое лицо Сергея Викентьевича на глазах Рожнова побагровело. Мясистый ноздреватый нос приобрел сизовато-малиновый оттенок...
Почтительнейше выпроводив Сергея Викентьевича, Рожнов задержался у дверей, потер свой каменный подбородок. Что дальше? Он поежился, все еще чувствуя на себе ненавидящий взгляд Сергея Викентьевича. "Университет -- не Киевско-Печерская лавра!" -- любит поучать Татарцев. И... на двух стульях не усидишь. Или-или, как говорят наши диаматчики...
...В университете готовилась первая в городе торжественная сессия, посвященная приоритету советской науки.
Рожнов заглянул в актовый зал. Над сценой рабочие укрепляли освещенный прожектором барельеф. Это он, Рожнов посоветовал заказать его и укрепить над сценой, вместо сусальной штукатурной лепнины XVIII века, которая так нравилась старикам.
Рожнов знал этот барельеф еще со школьных лет. Казалось, он существовал всегда.
На первом плане золотисто-темный, выпуклый почти до горельефной объемности, профиль Сталина. На втором плане оттесненный им бесцветно-серый, плоский ленинский профиль.
Рожнов долго стоял в приоткрытых дверях, ожидая, пока глаза привыкнут к голубовато-дымчатому лучу прожектора. Надо было проследить лично. Чтобы не перекосили.
Впереди себя в полумраке зала он различил две фигуры. В одной из них Рожнов узнал профессора Преображенского. По длинной шее с острым кадыком. Кивая на барельеф, Преображенский шепотом говорил своему собеседнику:
-- Сам видишь, Сергей Викентьевич. Наступает фаза полного солнечного затмения...
Акустикой университетского актового зала гордился весь город. Рожнов слышал каждое слово. Он отступил назад, за дверь, прошел в свой кабинет, снял трубку, набрал номер особого отдела университета, но тут же положил трубку на рычаг.
Рожнов не любил и боялся доносчиков. Когда-то сам едва не пострадал от анонимки.
Быстро зашагал прочь от телефона, в коридор. В толпе студентов прошествовал Преображенский в своем рабочем свитере с оленями на спине и груди. Лицо иконописное.
-- Страстотерпец!.. -- Рожнов впервые вгляделся в него пристально. -Желтолицый иссушенный "страдалец"!
Расплывшаяся бородавка у круглого глаза Преображенского показалась кровоподтеком.
"Мало тебя били, гада! До тридцать седьмого года сидел... До законного рукоприкладства..."