Впервые заметил, Преображенский почти облысел. Осталась седая "косметическая" прядь у виска. Она была протянута к высокому апостольскому лбу, закручивалась надо лбом, создавая впечатление вполне благопристойной прически.
"Камуфляж! Всюду камуфляж!"
Быстрыми шагами вернулся в кабинет. Снова взял трубку. Холодная, как жаба. Повертел ее в руках. Почему-то вспомнилась приемная дочь Преображенского, которая преподавала в институте иностранных языков, хохотушка с лиловыми губами.
Положил трубку.
Так Рожнов никуда и не позвонил, рука не поднялась.
Да, Рожнов все еще отставал от убыстряющегося шага времени. Он никогда не говорил, как Татарцев: "На факультете синагога!" Он ввел в оборот вполне приличный эвфемизм: "Гильберги...", "Лица неходкой фамилии". Он так и кричал в телефонную трубку кадровикам из Министерства: "Оставил в списке две неходких фамилии. Этих надо пропустить. На-до!"
А что поделаешь?..
Все знают, он не расист. Ему не по душе усердие кадровиков, ставящих на Гильбергах тавро "пятого пункта"; космополиты-де, пятая колонна...
Нет, лично ему это противно...
II
Леля Светлова сошла с троллейбуса. Газетные витрины на противоположной стороне площади слепили солнечным блеском. К одной из них подошли вразвалку несколько юношей с книгами в руках. Стоило им остановиться, как люди со всех сторон потянулись к газете.
"Что там?" -- Размахивая сумочкой на длинном ремне, Леля проскочила перед красным капотом взревевшей пожарной машины.
Леля вытягивала шею, приседала, привставала на цыпочки, но видела лишь мокрый от клея уголок страницы.
-- Выкормили себе на голову! -- хрипло сказал старик в замасленной фуражке паровозного машиниста. -- Имя-то -- Викентьевич! Из попов, что ли? Тьфу!
Наконец Леле удалось протолкаться к витрине. На мокрой газетной полосе перед ней замелькали имена Преображенского и Родионова. Подпись -"Профессор С. Рожнов".
Леля отошла от витрины и остановилась в бессильном гневе и смятении.
Откинув плечи и придерживая на животе раздутую газетами сумку, гордой походкой беременных прошла мимо женщина-почтальон. Она направлялась к подъезду академического дома, где жили Преображенский и Родионов.
Из форточки Сергея Викентьевича высунулась чья-то рука в широком обшлаге. Рука крошила хлеб для птиц.
Леля с трудом преодолела нелепое желание задержать почтальона.
Возле нее со скрежетом затормозила "Победа".
-- Здравствуйте, Леля!
Голос Преображенского прозвучал как-то неуверенно.
Никогда Леля не была такой косноязычной. Теребя поясок, она что-то бормотала о дождливом лете, о туристском походе, который отложили из-за дождей.