-- Как в уголовной хронике. Он же Рахмиель, он же Хаим, он же Алтер, он же Шоломович, оказавшийся при проверке Гильбергом...
Дед, который семенил впереди, обернулся, но промолчал.
Позже, когда Леля ушла в гастроном, дед уселся возле стола, положил руки на клеенку и спросил:
-- Кажется, вас заинтересовало мое имя?
Галя пристроилась рядом с ним и, скрывая смущение, весело сказала:
-- Похоже, имена вам давали за выслугу лет. Как ордена. Прожили десять лет. Нате-ка еще одно имя! Ухитрились протянуть еще десять...
-- Правильно! -- воскликнул дед, перебивая Галю. -- Именно за выслугу лет! Хотите знать, как меня награждали? Я вам расскажу.
Он почему-то долго молчал, наконец, сказал монотонным угасающим в конце фраз голосом:
-- Мой отец был сапожник. В Голопятовке. Есть такое местечко на Виленщине. Когда мать-покойница рожала меня, как раз погром. Меня завернули в тряпки и положили на печь. Тогда у нас вырезали всех: мать, отца, трех сестер. Осталась одна сестра, Бейлка, она была в Свенцянах. И я. Меня не заметили. Вечером заглянула соседка. Увидела -- все мертвые. А я орал на печке, наверное, проголодался. Она схватила меня -- и в синагогу. Куда ж еще! Мне ж надо было дать имя! Ребе услышал и онемел от ужаса. Потом, говорят, раздался его дикий вопль: "Рахмиель!" И меня назвали Рахмиель! Как это по-русски? Господи, пожалей! Господи, помилуй!
-- Существовало такое имя?
-- Рахмиель? Обыкновенное еврейское имя... Потом, лет через десять, бац! -- бросили бомбу в царя. В Голопятовке опять стояли казаки. Они напились и, как водится, начали искать виноватых. Изнасиловали и зарубили Бейлку. А меня сапогом в лицо. Я долго был между жизнью и смертью. Тогда мне дали еще одно имя: "Хаим"! Это значит "жизнь", чтобы я не умер. Такой был обычай...
Гале стало душно, она взяла со стола газету и стала обмахиваться ею.
-- Затем, после пятого года, опять развилась черная сотня. Губернатор сказал: "Евреи делают русскую революцию". Меня прятали в кузне. Коваль Сидор, русский, встал на пороге, чтобы не допустить до меня. Так его убили. Я тоже получил свою порцию. Удар финкой. Тогда мне дали еще одно имя: "Алтер". "Старый". Чтобы я дожил до старости. И, как видите, я таки дожил... Ну, а потом была мировая война. Потом банды, белые, зеленые, синие. Все кричали одно и то же. В Голопятовке прибавляли новые имена только молодым. О, если бы давали за всю жизнь, у меня в паспорте не хватило бы места!..
Дед долго молчал, уцепившись сведенными пальцами за стол, как будто он страшился, что его кто-то может оторвать от этого накрытого в честь Яши стола -- от жизни, в которой внук его был человеком всего-навсего с одним именем...