Она несколько дней листала плотные, с цветными портретами ученых, страницы, ища что-то, наконец, остановила свой взгляд на тексте пропуска, который имел хождение в 1905 году, во время осады университета черносотенцами из Союза Михаила Архангела.
"Дана сия тому-то в том, что он не студент, и вообще не интеллигент, а поэтому избиению не подлежит.
Шмаков.
Приват-доцент Никольский".
Леля выронила книгу и откинулась на подушку, тараща глаза, как человек, который вдруг шагнул из яркого света в полный мрак.
VI
Услышав по телефону скороговорку справочной: "Больная Светлова? Состояние резко ухудшилось", Юра остался дома и до полуночи пролежал на койке лицом вниз.
Ничто так не изнуряло, как состояние беспомощности.
Утром к нему ворвалась Галя. Глаза заплаканные.
-- Юра, надо лечь костьми! -- сказала она яростно. -- Прорвемся к Татарцеву. В нем есть что-то человеческое... Лелю надо спасать, хотя она и еврейка!..
Юра бродил с Галей по занесенным снегом переулкам и тупичкам, утирая ушанкой леденевшие щеки и понимая -- идти некуда...
-- Вы к кому? -- окликнула его в Министерстве высшего образования секретарша. -- К Татарцеву?.. Вам же сказали!
Более месяца Юра пытался попасть на прием к замминистра татарцеву! Где только он не был! В ректорате, в редакции "Правды", в филиале Академии наук. Все сочувственно выслушивали, иногда звонили, а потом либо бессильно разводили руками, либо давали строгое указание не записывать на прием этого Лебедева...
Впервые Юра ощутил, что значит быть свидетелем преступления, которого не хотят или не смеют замечать.
В ректорате Юре разъяснили: "Светлову обвинили во враждебной деятельности... Кто?! Несколько молодых ученых". И внушительно добавили: "Честнейшие люди. У нас нет никаких оснований не верить им".
Кто эти молодые ученые? Юра перебирал все известные ему имена ученых-филологов. Одно имя отпадало за другим. Так кто же они? Пусть посмотрят ему в глаза.
-- Прием перенесен на следующую неделю, -- и на этот раз сказала секретарша Татарцева. У Юры задрожали пальцы.
-- Доложите, я насчет Светловой... Она при смерти.
Возвратясь из кабинета, секретарша закричала:
-- Вам русским языком говорят...
И вдруг стихла.
С перекошенным от ярости лицом, Юра прошел мимо нее и резким толчком распахнул дверь.
Татарцев слушал Юру раздраженно. Подписав красным карандашом очередную бумагу, он прижал к ней тяжелое, из серого гранита, пресс-папье, которое показалось Юре обломком надгробной плиты.
-- Товарищ заместитель министра! -- воскликнул Юра. -- Я пришел не стипендию просить!..