Разворачивается ко мне и окидывает внимательным взглядом. Впервые за все время я вижу неподдельный искренний интерес в его глазах. И понимаю, что он готов слушать и даже услышать меня. Причем не то, что ему нарыли его безопасники, не то, что пытался выдать ему Артур, и не то, во что верил сам все эти дни, а именно мою версию. То, что происходило на самом деле.
Я молчу несколько секунд, поднимая со дна памяти события тех лет. Проигрываю в голове, как кинопленку. Уже потускневшую и не такую ядовито-яркую. Горечь разочарования больше не обжигает душу, не душит слезами.
– Наши отношения начали портиться как раз после той поездки на турбазу, – произношу задумчиво. – Я не могла понять, что не так. Списывала на проблемы в бизнесе, на простую усталость, раздражительность. Потом узнала о беременности. Думала: ну теперь уж наши отношения расцветут, наладятся. Ага. Как же. Пришла домой окрыленная, поделилась радостью, и... собственно, все. На этом все и завершилось. Он сказал, что он бесплоден, я ему изменила, и попросил как можно скорее избавить себя от моего общества. Это вот только недавно я узнала, что он был в курсе всего с самого начала. И с кем, и когда. А я ведь до последнего считала, что это он отец Дениса. Просто списывала на трусость, думала, он просто бежал от ответственности таким образом, а он...
– А он действительно трус, – заканчивает за меня Демьян. – Даже заявление в полицию написал не на меня, а на тебя. Хотя ты его пальцем не трогала.
– Что ты ему сказал, что он передумал? – спрашиваю, не скрывая любопытства.
Демьян шумно выдыхает, переводя взгляд за окно. Барабанит пальцами по рулю.
– Да ничего особенного. Просто поговорил по душам. Объяснил. С первого раза он не понял, думал, прокатит. Не прокатило. – Демьян снова разворачивается ко мне и смотрит своим пронизывающим взглядом-сканером. – Знаешь, о чем я жалею? – интригует.
– О чем? – повторяю попугаем.
– О том, что решил не вмешиваться в эту ситуацию тогда, на турбазе. Пустил на самотек. Думал, права не имею. А ведь хотел.
– Я помню, – перебиваю непроизвольно. – Мне тогда все время казалось, что ты меня преследуешь. Как будто хочешь что-то сказать.
– Я и хотел, да. Поговорить с тобой лично. Извиниться, прояснить. Но как-то... не получилось. А надо было действовать решительнее.
– Что бы это изменило? – жму плечами.
– Все, – рубит четко.
Настолько уверенно, что мне резко становится жарко. Воздух в салоне пропитывается смыслом этого "все". Проникает под кожу, плавит двойным смыслом. Слишком много невысказанного, но такого волнующего в его одном-единственном слове.