Лишь только Марии Андреевой стало лучше и врачи разрешили вновь к ней зайти, Савва тут же примчался, не задерживаясь ни на секунду.
Она по-прежнему была бледна, но уже могла улыбаться, что, несомненно, порадовало мужчину.
– Машенька, ты великолепна, ты богиня, потому как только богиня может так прекрасно выглядеть, еще полностью не выздоровев, – сказал он любимой женщине и поцеловал ей руку.
– Ты просто в меня влюблен, а все влюбленные слепы, – устало усмехнулась она как настоящая актриса, сыграв сочувствие, но в глазах светилась радость. Что поделать, так устроены женщины, независимо от того, сколько им лет и в каком они положении, комплименты оживляют и воодушевляют их.
– Вот, – Савва положил на стол бумагу, – это страховой полис на сто тысяч рублей на предъявителя. После моей смерти ты сможешь обналичить его и продолжать ни в чем не нуждаться. Только прошу, не отдавай ни копейки большевикам, это только твои деньги.
– Ты собрался умирать? – испуганно спросила Мария. – Не смей! Я тебе запрещаю это делать!
Савва улыбнулся радостно, как ребенок, потому как его влюбленное сердце было вознаграждено этой заботой и тревогой. Он ей небезразличен, возможно, Горький – лишь увлечение, возможно, наигравшись вместе с ним в революцию, она вернется к нему. Именно поэтому, и только поэтому, Савва решил не говорить о том, что он спрятал в откручивающейся рукоятке кортика, возможно, они будут вместе, и ей это не понадобится.
– Что ты, – честно ответил ей счастливый мужчина, – я собираюсь жить долго и счастливо и показать тебе Бразилию. Помнишь, мы с тобой читали вслух книгу про эту страну, и ты сказала, что хотела бы там умереть, так вот я решил, что мы это сделаем вместе.
– Только в глубокой старости, – улыбнулась Мария.
– Непременно, – поддержал ее Савва, не отводя от женщины влюбленных глаз.
Но очень сильный ангел-хранитель, оберегавший веками семью Морозовых, сделав из крепостного Саввы Васильевича Морозова, что принадлежал помещику Рюмину, купца первой гильдии, трудягу, который оставил своим сыновьям в наследство огромный капитал и множество фабрик, горько плакал. Он не смог этого изменить, неистовая, маниакальная любовь – это грех, да и не любовь это вовсе. Потому даже такой могущественный ангел был сейчас бессилен. Не сотвори себе кумира, просил Господь, но, видимо, Савва забыл его слова, погрузившись как в омут в эту женщину, что была дана ему как испытание, которое он не прошел.