– Хоть это-то узнаёшь? Твоя любимая игрушка…
Аккуратно подвинув Гектора вбок, Ника перегнулась через край кровати и её опять вырвало желчью.
– Плохо дело, – сообщил ей Гектор. – Скоро с родственниками встретишься. Ушедшими. Возьми себя в руки и вставай. Лекарь к тебе больше не пойдёт, даже не думай. А если тебя переместят работать в свинарник, я с тобой жить не стану. Воняющая свиньёй жена мне ни к чему. Уважение к себе – это признак моего рода! – он похлопал ладонью по своей груди. – Даже работая на конюшне, я не возьму в руки лопату для навоза. Вот так-то.
– Гектор, – простонала Ника, умоляюще протягивая к нему руки. – Я на самом деле совсем ничего не помню. Расскажи, где мы живём. Как это называется? – она повела рукой вокруг. – Я вижу, ты хорошо ко мне относишься. Расскажи – тебе же не сложно, да?
– Хорошо, – согласился тот, опускаясь на свою часть постели. – Только из уважения к твоим прошлым заслугам! – он похлопал себя рукой по паху. – В замке. Ты живёшь в замке, – тщательно, словно говоря с глухонемой, произнёс он. – Замок принадлежит маркграфу. И земля. И ты принадлежишь маркграфу. А я выкупил купчую и принадлежу сам себе. Ты тоже старалась собрать денег на купчую, но… видишь, как всё получилось, – он с некоторым сожалением оглядел Нику.
– А кто там висит на виселице? – собирая силы в кулак, спросила Ника.
– Ну ты даёшь! – удивился Гектор. – Ты хоть что-нибудь помнишь?
И дождавшись, пока Ника помотает головой из стороны в сторону, продолжил:
– Люди герцога же! Хотели поджечь конюшни и отравить колодцы. Ты меня сама потащила смотреть, как их вешают. У меня будто других дел не было… И сама же ничего не помнит! – Гектор, видимо, разозлился. – Тьфу тебе на голову! Точно рехнулась, как твоя мать... Пойду-ка я лучше к лошадям, у них точно ума больше! – он затянул на себе верёвку, заменяющую ремень, и вышел, громко хлопнув дверью.
Какое-то время Ника лежала без движения, пытаясь осмыслить происходящее.
Замок, Гектор, мерно, под утренним бризом, качающиеся тела на перекладине виселицы… Всё это могло быть дурным сном, если бы не вездесущая вонь, от которой хотелось блевать, несмотря на пустой желудок…
Подскочив в страшном подозрении, Ника сунула руку за пазуху тряпья и провела тыльной стороной ладони у себя под мышкой и по животу. Заранее щурясь, поднесла руку к носу. Запаха не было. Сначала. То есть мозг отказывался его принимать как запах. То, что через секунду донеслось до нее, напоминала удар молотом по голове.