- Ладно, дяденька. Большое вам спасибо. А то я не знал, что и делать. Пошел за водой, задержался чуток, а поезд и ушел. Да я думаю, недалёко.
- Конечно, догоним, не беспокойся. Ну, а как все-таки звать-то тебя?
- Меня? Толя Миронов.
- А, Толя Миронов. Толя, то есть Анатолий. Ну, давай знакомиться. Я Бедливый, а вот он - наш доктор Широкий, а вот тот...
- Постой! Доктор - это врач?
- Верно.
И мы стали друзьями. Толя устроился в одном из вагонов 2-й батареи, где находился его временный отец Вацлав Бедливый. И таких порций, как Толя, не получал от повара ни один человек. Говоря откровенно, ни у кого не было и такого аппетита. Приятно было смотреть на этого мальчишку, теперь чистого, подстриженного. Повар даже справил ему новую форму: перешил из шинели. Мальчонка выглядел замечательно! На шинели были большие золотые пуговицы, которые он заботливо оберегал. Герб, перенесенный с Букингемского дворца английских королей на пуговицы{14}, попавший на шинель, а с шинелью - к маленькому русскому мальчику, не только не приводил его в трепет своей сложной символикой, а просто вызывал восторг. Толя не знал, что изображено на пуговицах, он не разбирался в гербах, зато твердо знал, что таких пуговиц нет даже у командира полка Кальченко.
Одним словом, у нас были гости: мальчик и женщина с коровой в последнем вагоне. И всем было хорошо.
Толя пробыл у нас три дня, и за это время мы ему так понравились, что о своих он и не вспоминал. Сидели мы по вечерам в вагоне, смотрели на его носик, на его черные глаза и волосы, на стройную и крепкую фигурку. И пели чехословацкие песни. Они ему нравились, и, как все наши русские друзья, он предпочитал темпераментную "Танцуй, танцуй".
- Я вам тоже спою, - как-то раз сказал Толя. - Хотите?
Почему бы и нет? Но он долго не мог решить, что спеть. Мы ему подсказали: "Катюшу", ту, что на берегу реки вспоминала о своем милом пограничнике. Эту песню знали все. Толя набрался храбрости и с увлечением начал петь другую песню. Как сейчас слышу "Играй, мой баян, и скажи всем друзьям... что, как невесту, мы родину любим свою..."
Мальчика наградили громом аплодисментов, уговорили петь еще. А пел он действительно хорошо. Вдруг мы заметили, что к нам присоединился наш сухой капитан Паздерка. К удивлению всех, он хлопал (да еще как!) и даже смеялся. То, что не могли сделать мы, сделал Толя Миронов, - он сблизил с нами Паздерку. По-видимому, это началось именно тогда, в вагоне 2-й батареи. Но когда бы это ни произошло, капитан Паздерка сжился с нами, а позднее, в Карпатах, он вел себя так мужественно, что ребята его полюбили. Толя допел, мы поаплодировали, и в наступившей тишине послышался голос командира 1-го дивизиона: