Но эта адская волна, дойдя до своего пика, неожиданно принесла совершенно другое ощущение. Как при обожжённых нервах, которые повреждены настолько, что уже не передают боль, всё неожиданно затухло.
Боль начала отступать на задний план. Она становилась чем-то вроде назойливого жужжания, которое мешало, но не более.
А на её место пришли точки. Я не видел — я их чувствовал. Чувствовал, как они сияют светом, будто маяки во тьме. Это было странное ощущение, я их не видел, но… чувствовал так, будто мог за ними наблюдать. Каждая из точек была как маленькое ядро раскалённого расплавленного металла, который источал яростный жар. На ногах, на руках, на груди в голове — они висели в темноте раскалёнными каплями.
Это и есть эти… точки на меридианах?
А что дальше?
А что дальше, я ощутил на себе родимом. Эти ядра начали резко раскаляться, увеличиваться в размерах, заполняя собой все участки, куда боль ещё не дошла.
Всё вернулось с новой силой, но с этим появилось и ощущение какого-то притяжения между ними, словно они стали частью меня, как мышцы или связки. Я чувствовал, как каждое из ядер тянется друг к другу. Из них расходились маленькие лучи толщиной не больше лески.
Я попробовал помочь их протянуть друг к другу и…
— Не трожь…
Вместо этого ядра начали разгораться сильнее, вокруг них начало клубиться что-то типа густого вязкого дыма, наполняя их металлом, который вытягивался в тонкие нити, которые сами по себе тянулись друг к другу, словно это были веретена. В меня словно подкачивали этот яркий металл, чтобы нитям с лихвой хватило дотянуться друг до друга, не теряя в прочности и не истощая самих себя.
Боль начала возвращаться, однако теперь она не мучила меня. Я ощущал её телом, когда сознание летало где-то вдалеке. Я словно смотрел со стороны, как терзают моё тело, ощущая лишь отголоски. И так от ядра до ядра протягивались лески, медленно и верно, соеденяясь всё в одну структуру. От нижних точек до середины, оттуда наверх, расходясь по остальным.
Это было больно. Но, кажется, лоботомия пошла мне на пользу, так как теперь мне было плевать на боль. Я её ощущал, но она меня больше не волновала, не тревожила…
Я вновь отключался… уплывал из этого мира ядер и нитей…
Не знаю, сколько меня мотало во мраке, но открыл глаза я в своей комнате. Кто-то (я подозреваю, кто именно) заботливо переложил меня на кровать. Не хотелось бы мне проснуться и понять, что до сих пор прибит к тому подиуму жертвоприношений.
Колышек уже не было, что стало довольно приятным открытием. Как вспомню, так содрогаюсь тому, что пришлось пережить. Появляется стойкое желание потрогать себя, чтобы убедиться, что их все вытащили.