– Да?
– У тебя было десять лет счастья, которые никогда и никому не даются даром. Вместо этих десяти лет у тебя могла бы быть вечность умиротворения и покоя. Ты не жалеешь, что вечности предпочла десять лет? Это так мало. Я знаю, о чем говорю.
Она посмотрела в его глаза. В них и правда была пропасть. Но это была еще и пропасть времени: годы, столетия, тысячелетия.
– Кто ты? – спросила она, вместо того чтобы ответить.
Он улыбнулся, но в улыбке его не было одобрения, как когда-то, когда она уже задавала ему точно такой же вопрос. В его улыбке было… безразличие.
– У меня много имен. Каждый новый век добавляет мне еще одно имя. Тебе не все равно? Лучше ответь на вопрос.
Она тоже улыбнулась. Кем была она против него? Только душой, у которой больше нет пути. Но в ее улыбке промелькнуло спокойное превосходство.
– Каждый новый век? – переспросила она. – А где-нибудь в этих веках у тебя были такие же десять лет счастья, как у меня?
Его холодное безразличие не исчезло.
– Мне не ведомо ни счастье, ни горе.
– Значит, не было? – настойчиво повторила она.
– Нет, – подтвердил он.
Она непринужденно и легко улыбнулась.
– Это ответ на твой вопрос.
– Стало быть, ты не жалеешь? – в его взгляде вновь появилось любопытство и что-то похожее на недоверие.
– Нет.
Он кивнул. Потом опустил руки, которые до этого держал за спиной. Тонкими, длинными пальцами прикоснулся к стене, в которой тут же появилась дверь.
– Твоя вечность теперь будет такой же долгой, как моя. И в ней не будет места ни счастью, ни горю. Прощай.
Она ничего не ответила ему. И когда он ушел, а дверь исчезла, будто ее и не было, она не стала смотреть по сторонам, потому что здесь не на что было смотреть. Ведь это была Пустая комната. А она сама… Кто теперь она? Она – всего лишь душа в пустой комнате.
Душа в пустой комнате закрыла глаза и начала вспоминать.
Похороны. Дождь. Фабио.
В пустой комнате не было ничего. Только воспоминания.
***
Когда однажды вновь открылась дверь, она решила, что это пришел он, тот, чьи глаза – пропасть. Но в Пустой комнате вдруг стало так светло, будто вокруг был солнечный день, а над ее головой – ясное голубое небо.
Она подняла глаза и увидела знакомое лицо: все такие же немного взъерошенные светлые волосы, бледно-голубые глаза, в которых читалось сожаление и печаль. В руках – длинное черное перо и кожаная книжечка.
– Ты все-таки пришел, – произнесла она, глядя на него с улыбкой.
– Я ведь обещал, – просто ответил он.
– Скажи мне, Пилигрим, сколько я уже здесь?
– Твой сын стал старше на десять лет, – ответил он.
Она улыбнулась.