– Пеллегрино… Какой он теперь?
– Он пишет стихи.
– Он до сих пор пишет стихи? – душа в пустой комнате рассмеялась: легко и счастливо.
– Он будет писать их всю жизнь. И не только стихи. Он будет писать о людях, которые умеют страдать и быть счастливыми. У него очень чуткая душа.
Она с мольбой заглянула в ясные глаза Пилигрима.
– А как?..
Он покачал головой из стороны в сторону и улыбнулся, не дав ей задать вопрос до конца.
– Ты узнаешь. Я обещаю.
Выражение ее глаз оставалось грустным. В них было одиночество. Она не могла понять, что означает его обещание. Ведь она была душой, у которой не было пути. Она не может выйти из Пустой комнаты, как же она узнает? А ведь она хотела спросить о Фабио, о Павлике…
Но, если ты всего лишь душа в пустой комнате, ты не вправе ждать многого.
– Ты можешь приходить сюда, в Пустую комнату? – спросила она.
Он покачал головой.
– Нет, но сегодня особый день, когда мне дано изменить кое-что.
– Что именно?
Он посмотрел на нее с нежностью.
– Например, развеять одиночество души, у которой больше нет пути.
– Значит, ты больше не придешь? – спросила она.
Он покачал головой.
– Больше не приду.
Она кивнула и отвела глаза.
– Я кое-что принес тебе, – сказал он.
Она повернулась к нему. Пилигрим протягивал ей свою маленькую кожаную книжечку.
– Ты, помнится, хотела открыть ее когда-то.
Она взяла в руки эту книжечку. Кожаный переплет: потертый и древний. Осторожно открыла обложку и увидела перед собой чистые листы. Стала переворачивать их – один за другим, но желтоватые страницы были по-прежнему пусты.
– В ней ничего нет, – сказала она, удивленно подняв на него глаза.
Он положил ладонь на раскрытые страницы и сказал:
– Просто ты не хочешь видеть. Когда-то ты спросила меня: «Нужно ли людям, чтобы кто-то собирал их исповеди».
– А ты сказал, что ответишь мне в другой раз, – вспомнила она.
Он медленно убрал руку с раскрытых страниц.
– Здесь – ответ.
Она опустила глаза… и увидела. На бумаге стали проступать буквы, которые складывались в слова; слова, которые складывались в строки; строки, которые складывались в исповеди. Она перевернула страницу, потом еще одну и еще… Здесь были исповеди на разных языках, длинные – на несколько страниц, короткие – в несколько слов. Каждая исповедь написана своим почерком. Их было очень много. Она все листала и листала, но до конца маленькой книжечки в древнем кожаном переплете было еще очень и очень далеко. Местами ей встречались уже знакомые строки: когда-то она слышала эти исповеди из уст Пилигрима, и каждый раз ей казалось – они о том, что происходило в тот момент с ней. Но это были чужие исповеди, строки из чьих-то давно потерянных во времени жизней. Она листала долго, пока не обнаружила, что видит перед собой чистую страницу.