«Удачной охоты, сосед!»
Вильяра завершила беседу, леденея от ярости. Она даже хандру и боль свою мигом позабыла.
Не сбрасывая «морозную дымку», чтобы не спугнуть Аю, мудрая рассматривала теперь ауру зарёванной, несчастной, как потерянная двухлетка, кузнецовой жены. Увы, но следы того, что заподозрил Стира, так запросто не разглядишь. Хотя… И бессилие Аю, и брезгливая жалость к ней самой Вильяры намекают, что Стира может быть прав. Как бы ещё убедиться, что молодую охотницу изуродовали не просто дурным воспитанием, а именно запретными чарами?
Ведь погань же! Погань запредельная! Родителю зачаровать дитя — проще простого: ни силы, ни мастерства не надо. Всяк, кто слыхал сказку о семи сёстрах, или о Марме с сыном, или о проклятом доме… Много этих сказок, всех не упомнишь… Всяк, кто слышал их, способен сотворить нехитрый обряд на собственной крови. Но никто же, в здравом уме, не помыслит!
Каждого своего детёныша охотники учат жить. Учат то примером, то лаской, то таской, порою, суровой. Учат родители, родичи, слуги дома, а у купцов — товарищи по ватаге. До самого охотничьего посвящения, до первого убитого зверя власть взрослых над ребёнком и подростком непререкаема. Это закон, но по уму — охотники сообразуются с тем, кто у них растёт. Со второго лета детям дозволяют выбирать себе хозяйственные поручения и пробовать ремёсла, с третьего — не мешают подросткам присматривать будущих любезных[1].
Лишь особо властные и недальновидные родители сочиняют, какими должны вырасти их сын или дочь, а потом беспощадно втаптывают живых разумных в опалубку замысла. Крайне редко им это удаётся, потому что даже сеголеток — не слепой, не глухой, а вокруг, кроме родителей — дом, клан, целый мир охотников, не одобряющих подобного самодурства.
Чары родственной крови для того и пускают в ход, чтобы сделать отпрыска слепым и глухим ко всему, кроме материнской, отцовской воли. Безотказное средство и почти незаметное со стороны. Запретные чары оплетают родовую ветвь, как вьюн-удавка ползёт под корой дерева, пока не иссушит его напрочь. И как тот вьюн перекидываются с дерева на дерево по соприкасающимся ветвям, так и колдовская зараза постепенно опутывают не только зачарованных, но их мужей или жён, всё дальнейшее потомство, если оно сможет родиться. Чаще — не рождается. Вот и Аю: молода, здорова, бесплодна. И Лембу зараза могла уже захватить, это многое объяснило бы. Со временем захватит и Тунью. Заражённые семьи обречены на вырождение и вымирание в двух-трёх-четырёх поколениях. Такая вот расплата за удобного, послушного ребёнка, за дружную родню. Именно потому чары родственной крови — вне закона, наравне с живоедством.