Другим увлечением была химия. Через двоюродного брата (химика) я доставал разные вещества и по рецептам из книг и советам брата проделывал многочисленные опыты. Делал гремучие смеси (кислород плюс водород), сверхчувствительную взрывчатку (трехйодистый азот), взрывающуюся при прикосновении и даже от звуковой волны. Делал также различные фейерверки. Это кончилось крупной неприятностью. Родители были в театре, а я готовил очередные фейерверки, нужные смеси лежали на столе. Зашли приятели однокашники (близнецы Самойловы) и попросили показать, как горят “шарики” (элементы будущих ракет). Я взял шарик и поднес его к керосиновой лампе, он вспыхнул, обжег мне руку, я его бросил, он попал на горючую смесь, потом на порох и т. д. Все запасы для ракет сгорели за доли секунды, и мы увидели, как с потолка вниз спускается плотная масса черного дыма. Мы ползком пробрались к окнам, открыли их (на улице было около —30 градусов), а сами спрятались в соседней комнате. Как на грех, тут же из театра вернулись родители. Друзья сбежали, а я подвергся жестокой проработке, все химикалии были уничтожены, а домашние опыты, даже безобидные, были запрещены.
Мое увлечение все же не кончилось. За хорошие ответы по химии преподаватель Лосев стал поручать мне готовить опыты для своих лекций. Я получил доступ в лабораторию и ко всем химикалиям. У нас с моим одноклассником Мартыновым возникла идея синтезировать хлорную кислоту (жидкость неустойчивая, дерево, бумага при соприкосновении с ней самовозгораются). Опыт делался в вытяжном шкафу: реторта с концентрированной соляной кислотой и бертолетовой солью была поставлена на горелку. При кипении пары добываемой кислоты через трубку должны были собираться и охлаждаться в реторте. Я через стекло шкафа смотрел на начало реакции и вдруг увидел, что от пробки отделяется капля воска, которая должна упасть в кипящую массу. Я инстинктивно закрыл глаза и присел. Раздался взрыв, и я почувствовал сильную боль в лице и руках. Мартынов дал мне умыться нашатырным спиртом, но все же боль осталась. В стекле вытяжного шкафа зияла круглая дыра диаметром 10—15 сантиметров. Когда прибежал директор училища (его квартира была в том же здании), мы уже спокойно говорили и объяснили неудачу с опытом. Директор, сам химик, даже и не ворчал, а только дал совет быть осторожнее. У меня долго болели руки, они покрылись болячками от ожога. С химией пришлось расстаться, и я стал интенсивно заниматься математикой.
В первый год войны летом мы, как обычно, сняли избу в селе Васильево (на берегу Волги, в 30 километрах от Казани). К нам приехали из Москвы Лузины. Много гуляли, катались на лодке. Стиль отношений остался таким же, как при наших зарубежных встречах (в Геттингене, Швейцарии, Париже).