Замолкнув и опустив бокал, Пётр с полминуты изучающе вглядывается в лицо собеседника.
– Как думаешь, она поймёт?
Бармен, уверенным движением протирая салфеткой оставленный наконец в покое, измученный Петром бокал:
– Да хрен его знает. Она что, любит романтику и всю эту рафинированную чушь?
– Не знаю, Билли, не знаю. Я не помню, если честно, что она любит. Эй, ты меня внимательно слушал? Мы не виделись с ней чертову кучу лет.
Билли, закончил протирать бокалы и вынул из кармашка рубашки пачку сигарет. Взглядом получил утвердительный ответ и протянул Петру сигарету. Зажёг, закурил сам.
– Старик, ты слишком всё усложняешь. Хочешь, я расскажу тебе, как мы познакомились с Джен? Она была пастушкой у дяди Джека. И вот однажды я, в смурной день это было, на старой кобыле Мэри Джен, да упокоится её душа, подрулил к ним на ферму. Отец её Джероним, старый козёл, издалека увидев меня…
Пётр отчаянно замахал руками, разгоняя смок. Поднял вверх обе руки в знак перемирия и чуть не вскричал:
– Стоп, стоп, Билли, прошу тебя! Я слышал эту историю сто раз и сто первый, сейчас, после этой бессонной ночи, точно не будет нужным!
Билли довольно оскалился, шумно выдыхая дым сигареты прямо в лицо своего единственного посетителя, а по совместительству незадачливого друга. Хитро прищурился, наливая тому последний на сегодня бокал бренди.
– То-то и оно! То-то и оно, дружище.
Не чокаясь, они выпили коричневатую заспиртованную жижу, когда раздобревший под утро и искренне дружелюбный бармен задал Петру последний на сегодня вопрос, прекрасно зная, каков будет ответ:
– Наличными, или как обычно?
Петр поднял на бармена кристально чистые голубые глаза. И через секунду, виновато отводя взгляд в сторону, нехотя и сконфуженно пробурчал:
– Запиши на мой счет, Билли. Ты же знаешь, в издательстве сейчас одни скупердяи.
Билли усмехнулся, накинул белоснежное полотенце себе на плечо и хлопнув дверью на кухню скрылся, оставив приятеля в пустоте прокуренного зала бара.
Пётр недовольно поглядел на полупустой бокал с бренди, лежащий в руке. Хрустальные грани бокала подрагивали, повинуясь движениям руки незадачливого писателя и выпивохи и, вдруг завертевшись, чётко и ясно сложились в маленькое зеркальце. На Петра уставилось пухлое и небритое лицо мужчины чуть за тридцать, со слабым подбородком и капризным ртом с полными губами. Крупный, слегка скошенный вбок нос, очень светлый цвет кожи лица, хотя и несколько потускневший после бессонной и праздной ночи, красивый ровный лоб, светлые волосы с начинающейся залысиной. Голубые глаза смотрели внимательно, а тонкие, почти незаметные брови удивленно приподнимались, подчеркивая едва заметные скулы, выдающие в посетителе человека непрактичного и слабохарактерного, живущего выдуманными мирами.