«Предатель!»
Морщина пролегла между бровями, рябью спускаясь по переносице вниз.
«Как так?» – говорил возмущённый вид женщины, которая с недовольством взглянула на свою дочь, сразу видно догадавшись, чья это была идея. Но Костя вместо того, чтобы скривиться под стать матери, лишь фыркнул, сдерживая смешок:
– И как, понравилось?
– Очень. С детства мечтала о карьере канатоходца.
И в этот момент, разрезая повисшее напряжение, словно нож масло, раздался хохот за моей спиной. Заливистый, по-детски наивный и такой же заразительный.
Мы обернулись, дабы взглянуть в лицо зачинщику, и остолбенели, поражаясь тому, как широкая улыбка изменила лицо Данилы.
– Что здесь происходит? – послышался раскатистый бас и рядом Костей выросла огромная стена, верхушка которой венчалась светлыми волосами пепельного цвета.
Данила тут же поперхнулся, проглатывая смех, враз подобравшись и превратившись из шаловливого ребёнка в хмурую статую.
– Ужин стынет, да и Натали уже заждалась, – чёрные глаза встретились с кобальтово-синими, и в глубине их заплясала золотая пыль, поблескивая в свете ламп.
– Она тоже собралась есть? – удивилась Катя, расправляя складки на своём платье.
– Конечно, ведь всем нужно поприветствовать гостью.
Была уже глубокая ночь, когда Валя вошла в свою комнату. Её муж давно уснул. Грудь, поросшая курчавыми волосами, мерно вздымалась, когда воздух касался ноздрей, проникая дальше в глубоком вдохе. Ей нравилось это движение, такое естественное, привычное, что часто не замечаешь, как оно необходимо. Ведь сбившись с ритма – начнёшь задыхаться, а если остановишься – умрёшь.
Вверх-вниз, вверх-вниз.
Прядь волос коснулась кожи, когда щека прильнула к груди, задержалась, распадаясь на нити, а затем кончиками скользнула вниз, щекоча бок.
Коля слегка поёжился, пытаясь прогнать лёгкий зуд, но всё же не изменил положения.
Бум-бум-бум громыхало его сердце, шепча о любви и ненависти, рассказывая то, что скрыто за сомкнутыми губами, и делясь мыслями, которые омывали сознание. Теми, что навряд ли расскажет он сам, предпочитая оберегать семью от ненужных потрясений.
Тяжкий вздох сорвался с её уст, унося с собой сожаления.
«Так мало, – проскользнуло в мыслях эгоистичное желание, – мне тебя так мало».
И это было правдой. Несколько часов в спальне перед рассветом, вот во что превратилась их семейная жизнь, наполнившись материнством и чужими обязанностями.
Нет, она не жалела об этом, любуясь своими малышами, которые давно выросли из того возраста, чтобы называться детьми. Хотя для неё эти сорванцы до сих пор были беззащитны, даже тогда, когда убивали, когда хвастались ранами у себя на теле, соревнуясь в регенерации.