Мне так больно. Я боюсь услышать от него что-то грубое. Боюсь, что он не примет меня теперь. Я бы не приняла…
– Илай…
Он кривится. Подносит палец к моим губам. Не дает мне сказать ни слова. Взгляд – замутненный алкоголем, грустный какой-то. Он ведет по верхней кромке моих губ, наблюдая за своими движениями.
– Не ври мне больше, никогда не ври… – слетает с его губ усталый шепот. Я чувствую, насколько он выжат. – И то, что ты не договаривала я тоже рассматриваю как гребаное вранье.
В глазах снова начинает печь.
– Прости…
Он кивает. Проводит ладонью по волосам, убирая пряди мне за плечи.
– Я знаю, почему ты это делала и я понимаю тебя. Но больше так не делай.
Мне горько от того, что я сделала ему больно. Понимаю, что запуталась. Понимаю, что дальше так не может продолжаться. Нужно рассказать ему все. Он заслуживает знать всю правду. Только он.
– Я должна еще кое-что…
Илай кривится. Резким движением вбивает меня в стену. Прижимается ко мне, закрывая мои губы ладонью. Я чувствую, как громко бьется мое сердце. Но совсем не от страха.
– Потом, цыпленок. Все разговоры потом, – шепчет у самых губ. Нейман убирает ладонь, не сводя глаз с моих. Но у меня в груди горит все огнем. Я хочу, чтобы он знал!
– Илай, ты должен знать перед тем…
Подцепляет пальцем мой подбородок, злится. Скулы напряжены, в глазах снов полыхает огонь.
– Расскажешь утром. Я устал от разговоров. Раздевайся.
Илай
Она нервничает. Вижу как губы кусает, пальцы заламывает. Снова убежать хочет. Твою мать! Я тоже хорош. «Раздевайся». С ней по-другому нужно, нежно. А я не умею нежно.
– Раздевайся… – повторяю команду.
На пути у нее встаю, перегораживая дорогу.
Она кривится, головой мотает.
– Не надо.
– Ты говорила в первую встречу, чтобы я был сильным, а сама бежишь…
В ее глазах слезы. И это п*здец как не нравится мне.
– Ты не захочешь на меня смотреть.
Вены крутит от злости. Не шел к ней специально, алкоголем заливал свой гнев. Знаю, что могу наворотить бед в таком состоянии. Но сколько бы не пил, раздирает изнутри так, что дурно.
– Разденься, цыпленок. Дай мне посмотреть на тебя, мы ведь по-другому не поймем, – пытаюсь звучать ласково. Только голос сиплый, как у старого курильщика.
Сглатывает, неспешно. Будто пытаясь оттянуть время, стягивает с себя худи и джинсы. Остается в нижнем белье. Секунды тянутся с мучительно медленной скоростью. Но я не тороплю ее. Она должна сделать все сама. Она должна наконец-то раскрыться.
Нина стягивает с плеч лямки бюстгальтера. Остатки одежды падают на пол. Молочного цвета кожа, сильная худоба, и будто выгравированные узоры – шрамы.