–– Так где костюм?
–– Сейчас достану. Но к чему… Такая спешка? Разве нельзя было помешкать пару дней?
–– Со мной ещё Вадик Попов из тридцатой. Мы вместе на курсы ходили. Так его отец взял два билета: ему и мне. Не отказываться же! Кстати, ты ему деньги завтра-послезавтра отдай. Тут, на столе, телефон и адрес.
–– А когда поезд?
–– Самолёт завтра в пять тридцать.
Он спит как Борюсик – на спине, подложив под затылок ладонь, и умудряясь при этом не храпеть. Из-под бледной простыни торчит острый оттопыренный локоть, а с конца кровати свисают лапы сорок четвёртого размера. При взгляде со стороны сразу трудно и заподозрить, что между мной и этим произведением может быть что-то общее. Словно не было ничего – ни этой тяжести с постоянным ощущением дурноты, и боязни всё потерять, и больничных коек с трубчатыми спинками, обмотанными зачем-то бинтами. Страха, что ничего не получится, истошных призывов тужиться с обидными напоминаниями о наслаждении, за которое теперь надо платить. Этого яркого, бьющего в глаза света, неожиданной – словно бритвой из-за угла – боли и крика, отдалённо напоминающего человеческий. И снова боли, на этот раз в сосках, от беззубого, но сильного ротика. И голодного маленького крика. И стыда, и чувства вины оттого, что там нет никакого молока. И страха, что его никогда и не будет. И ещё многих-многих болей и страхов, и приступов чувства вины. Белёсый шрам над левой бровью. От санных полозьев… Недоглядела. «Гитара» рёбер, показавшаяся из-под сползающей простыни… Недокормила. След на шее от громадного фурункула. Недо…
Будильник звонит противно и требовательно.
Мишутка автоматически откидывает простыню и движется в туалет. Каждый раз поражаюсь его способности проделывать это с закрытыми глазами. Мама в длинной белой рубахе проходит на кухню, ставит чайник, готовит бутерброды и, открыв холодильник, начинает перекладывать в пакет разную вкуснятину.
–– Бабушка, ты неисправима! – говорит «вьюнош», протягивая через её плечо свою длинную ручищу и выуживая из пакета пирожок. – Я ничего этого не возьму.
–– Ещё как возьмёшь, – не оборачиваясь, говорит мама и как всегда в итоге оказывается права.
Меня зовут за стол как гостью.
–– А чой-то ты при параде? – вдруг замечает это чадо. – Куда в такую рань?
–– Как это «куда»? В аэропорт.
Он откладывает бутерброд.
–– Даже и не мечтай. Ещё чего!
Но за меня неожиданно вступается бабушка. Взъерошив его «копну», она доходчиво и кратко поясняет молодому человеку, как ему – мужчине! – следует относиться к материнским чувствам. И на
ближайшее время этого хватает.