– Прежде, чем ты опять впадешь в истерику, – через пару минут молчания начал кот, все еще шагая впереди, – давай я отвечу на твои вопросы.
– Было бы замечательно, – устало отозвалась я.
– Не ехидничай, – фыркнул кот. – Ты милая, а милым девочкам не идет ехидство.
– А топор милым девочкам идет? – спросила я и состряпала на своём лице улыбку. Все, как заказывали.
– Нет, – нахмурился кот. – И перестань так растягивать губы, а то кажется, будто в тебя молния ударила.
Я мигом перестала улыбаться.
– Рассказывай.
– А что рассказывать-то? Здесь живет моя хозяйка. Её домик во-о-о-он за теми соснами, – Сократ махнул мохнатой головой в сторону вечнозеленого леса. – Я привел тебя сюда, чтобы ты с ней поговорила.
– О чем?
– О себе, – просто ответил кот. – Мне кажется, тебе очень плохо. И не с кем поговорить. А она хорошая, выслушает и поможет, чем сможет.
– Звучит, как сказка, – пробормотала я, вяло переставляя ноги.
– А чем плохи сказки? – хмыкнул кот и дернул кончиком полосатого тигриного хвоста.
– Тем, что настоящие сказки традиционно плохо заканчиваются, – ответила я, но мохнатый меня уже не слушал. Бодро задрав морду к безоблачному небу он унесся вперед по дорожке.
Ускорившись, я догнала его, поравнялась, что далось мне ценой определенных усилий, и, пытаясь восстановить дыхание, задала вопрос:
– А если я захочу уйти? Что тогда?
– Уйдешь, – покосившись в мою сторону, Сократ пошевелил ушами, которые из-за небольших кисточек на кончиках напоминали рысьи.
– Вот так просто? – не поверила я.
– Вот так просто, – ответил кот. – Всё, что тебе нужно, это всего лишь сойти с этой дорожки, и ты вернешься в свой мир. Не уверен, что на то же самое кладбище, откуда мы ушли, но реальность будет твоей.
– То есть, если я сейчас сделаю шаг в сторону, меня может закинуть куда-нибудь в Боливию? – не обрадовалась я озвученной перспективе и оглянулась по сторонам, присматриваясь повнимательнее.
Дело было в том, что чем дальше мы удалялись от берега, тем сильнее светило солнце. В какой-то момент солнечный свет переместился с отметки «очень ярко» до отметки «на грани выносимого». Глаза начали сильно слезиться и приходилось сильно щуриться, чтобы вообще хоть как-то ориентироваться.
Я постоянно прикрывала лицо ладошкой и старалась больше смотреть себе под ноги, что позволяло хоть как-то защитить зрение и не ослепнуть окончательно. Теперь же, после слов Сократа, я решила присмотреться. И увидела, что по обе стороны широкой мощенной дорожки, похожей на средневековую городскую мостовую, тянулись насыпи песка.
Ярко-желтая сыпучая поверхность занимала все обозримое пространство, упираясь в горизонт, где оканчивалась кроваво-красными дюнами, выглядящими довольно угрожающе на фоне залитого лазурью неба. И чем дольше я смотрела на песок, тем сильнее мне казалось, что он… живой. Песок медленно шевелился, пересыпался, менял высоту и глубину матовых холмов, а оттуда, из сыпучих глубин, доносились странные звуки…